Онлайн книга «Три женщины»
|
– Ну, Ронька, блеск, – даже Фрида не смогла сказать ничего против. И потом, Ронька и маленькая разбойница – ну что может быть еще более совместимое? Это ж просто ее героиня! Или одна из многих, на которую Роня хотела походить. Каждый день девочка хотела быть похожей на кого-нибудь другого. Все зависело от настроения, в котором утром проснулась. Тут могла быть и Золушка, это когда ей казалось, что других дочерей родители любят больше, а Ронька только и работает, и работает. Или, например, принцесса, это когда родители брали Роньку в гости и разрешали надеть самое красивое платье с бантом и красные лаковые туфли. А маленькой разбойницей Роня просто была каждый день, когда что-то выдумывала для друзей, когда подначивала оборвать яблоки в соседском саду. Санька на маскараде узнал Роню сразу. – Это же Ронька Бреннер. Роня недоумевала совершенно откровенно. – Нет, ну как ты мог меня узнать? У меня же все лицо в саже?! – По ногам. У тебя же ноги буквой Х! Эх, Ронька, разведчиком тебе не быть, не замаскироваться. Роня задумалась, но не расстроилась. – Ну а костюм-то как? – Костюм – блеск. А мой? – Санька повернулся немножко боком, чтобы можно было рассмотреть лук со стрелами. – Ну так, не очень, – скривилась Ронька. – Зануда! Не расскажу тебе последнюю новость! – Думаешь, мне интересно? – Конечно, на сцене-то выступать! Нет, хозяин – барин! Может, и впрямь лучше вон Люське предложу. – Ты что, спятил? Люське! При чем тут Люська?! И костюм у тебя мне очень нравится. Особенно стрелы! И перышки вон раскрасил, молодец, – Ронька нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, понимая, что костюм все-таки похвалить нужно. Но главное-то – узнать про выступление! – Так когда выступать? Я могу! Саньку самого распирало от последних известий. Кому же рассказать, как не лучшему другу?! – Лилипуты приехали! – Санька с удовольствием смотрел на раскрывшую рот Роньку. Новость произвела должное впечатление. Он немного помолчал для важности. – Оперетту показывать будут, – Санька откашлялся. – Ну а я-то при чем? Или я, по-твоему, на лилипута похожа? – Роньку раздражала Санькина медлительность. – Не, не очень. – Роня надула губы. Санька понял, что перегнул палку. – Да ладно, не обижайся. Слушай. Видать, лилипутов-то не очень много, поэтому у них только певцы. А сзади плясать кому угодно предлагают. Я лично уже записался. Над этими лилипутами начальник – нормальный дядька. Тоже не великан, конечно, но роста обычного. Так что успевай, записывайся. Он у Кузьминых комнату снимает. – Прямо завтра утром побегу, – Ронька была полна энтузиазма. – Сань, согласись, ну кого им брать, если не меня. Я и роста небольшого. Не лилипут, конечно. Люська, она вон дылда вымахала! И потом, я же танцую красиво. – Это точно. Танцуешь хорошо. Возьмут, – снисходительно пообещал Санька. – Только ты больше никому не говори. Уговор? – А что мне за это будет? Роня задумалась. – Фуражку тебе достану. – Да ну?! Тогда заметано. Через неделю Моисей хватился фуражки. Роньку неделю не выпускали гулять с друзьями. Но к тому времени в лилипутскую оперетту она уже записалась и разучивала танцевальный репертуар в своей комнате за закрытой дверью. = 8 = Анна приехала в Иланск неожиданно. – Нюра, ну почему не предупредила, мы бы с папой встретили на вокзале? – Нэха расцеловала дочь и двух старших внуков, Любу и Сашу. – Как дома, как младшие, что Ефим? – Мам, подожди, дай дух переведу, все расскажу. – И действительно, мать, дай дочери передохнуть с дороги. Нюра, иди полежи немного, я займусь с детьми, а мама нам приготовит что-нибудь особенное. За обедом все и расскажешь. Обед прошел достаточно напряженно, Анна отвечала односложно, была задумчива, неразговорчива. Родители притихли, не знали уж, что и думать. Постоянно обменивались многозначительными взглядами и незаметно кивали друг другу. Анна дождалась, пока дети все доели, проводила их играть во двор и села обратно к столу. – Роня влюбилась, – начала она без предисловий. – Ну и что? Это нам не впервой, – осторожно подал голос Моисей. – Такое, пап, впервой, она вышла замуж. Моисей что есть силы стукнул кулаком по столу. Зазвенели хрустальные бокалы, крышка на графине слегка съехала. Нэха поднесла салфетку к открытому рту. – Несносная девчонка, – прошипел отец, – как она могла? Без нашего благословения, опозорила семью! Всех опозорила. Моисей посмотрел на Анну налитыми кровью глазами. – Кто он? Нэха подсела к отцу и взяла его за руку. – Мовша, умоляю, только не волнуйся. Посмотри на себя, красный, как помидор. Еще удар тебе выйдет. Нашел про что думать. – Молчи, Нэха, – грозно произнес Моисей. – Кто он? – Алексей Семашко, работает в газете. Папа, он хороший парень. – Хороший парень не может быть с фамилией Семашко, – отрезал отец. – Где они живут? Анна спокойно посмотрела отцу прямо в глаза. – Они живут у нас. Моисей аж задохнулся. – Нет, эти дети доведут тебя таки до удара! – вскрикнула Нэха. – О чем ты говоришь, Анна, что ты сейчас сказала?! Ты сама себя не слышишь. Моисей, чем мы провинились, скажи мне?! Как могло такое произойти? Наши дети объединились против своих же родителей. – Мама, перестань. Ты же видишь, вот я приехала специально, чтобы все рассказать, все объяснить. Могла же написать. Нет, я приехала. – Она приехала, когда они уже поженились. Ты раньше не могла приехать? Или поезда, может, не ходили? – Моисей не мог остановиться. – Как смогла, так и приехала. Папа, они любят друг друга, – Анна неожиданно для родителей вдруг повысила голос. Наверное, первый раз в своей жизни. – А что ты хотел? Или ты бы выдал ее замуж за нашего местного еврея? А что девочка при этом будет чувствовать? Ты о нашей Роне подумал? Анна замолчала, ей нужно было перевести дух. – Папа, в свое время я тебя послушалась, я тебе поверила, я сделала так, как ты хотел. – Нюра, ты недовольна своей жизнью, тебе чего-то не хватает? Ты нуждаешься, Нюра?! – О чем ты говоришь, папа, я не нуждаюсь. Но я не люблю своего мужа! – Анна все так же прямо смотрела на отца. – Понимаешь, думала, полюблю, а не получилось. И потом, наши дети. Папа, вы же с мамой знаете, почему наши дети рождаются больными. Это все учеба Ефима в Германии и его связи там. Мама, что ты ахаешь?! Мне тридцать семь лет, почему я не могу называть вещи своими именами? |