Книга Жертва первой ошибки, страница 19 – Мария Воронова

Увы, между тем, что есть, и тем, что хочется, чтобы было, сильными мира сего выбирается чаще второй вариант, а рядовые сотрудники вынуждены подгонять под него реальность с помощью липовых отчетов.

Макарову просто повезло когда-то, что он работал в маленьком городке, почти рабочем поселке, там все друг друга знают, а главное, народ такой, что лишнее слово поперек не скажи. Квалифицированные рабочие – люди серьезные, резкие, они утираться не станут, вот и пришлось объединить дела, и наверняка маньяк был пойман во многом благодаря этому. Ведь главное – мыслить в верном направлении.

Вспомнив Федора Константиновича, Ирина ощутила смутное беспокойство, и оно не было связано с неприязнью к прокурору. Что-то другое, тень мысли, хвост догадки, которую никак не получается поймать… Нет, не сообразить, хоть тресни! Она насупилась, пытаясь сосредоточиться, но тут заговорила Гортензия Андреевна:

– Всеволод, скажите, а что с химическим анализом?

– Что?

– Чем отравили первую девушку, что она не могла сопротивляться? Возможно, через этот препарат получится выйти на преступника.

– Ах это! – Сева махнул рукой. – Не нашли ничего. Чистая кровь, даже следов алкоголя не было.

– Но позвольте… – Гортензия Андреевна развела руками.

– Говорю как есть.

– В таком случае ваш эксперт ошибся со способом убийства. Не может здоровая, физически крепкая девушка не сопротивляться, когда ее душат медленно и с удовольствием. Да, есть такие приемы удушения, когда жертва вообще не успевает понять, что с ней происходит, но это ведь не наш случай?

Сева отрицательно покачал головой.

– Если девушка не была чем-то одурманена, то неминуемо должны были остаться следы борьбы. Даже если она была уже без сознания, недостаток кислорода провоцирует кратковременное, но бурное возбуждение, человек борется за жизнь на уровне инстинктов…

– Вообще да…

– Вот именно. Поэтому анализ крови и тканей второй девушки надо произвести с особой тщательностью, исследовав не только на рутинные, но и на самые редкие яды.

– Эксперт бы грамотный попался.

– Вы уж постарайтесь, потому что это окупится. Насколько трудно бывает обнаружить отравление раритетным, экзотическим веществом, настолько же проще по этому яду вычислить преступника, – произнесла Гортензия Андреевна наставительно.

Ирина подумала, что это действительно может оказаться зацепкой, главное, чтобы эксперт не подкачал.

Сева вздохнул:

– Если получится определить яд, то установить круг людей, имеющих к нему доступ, дело техники, а там уж можно вычислять злодея по психологическому портрету, который нам нарисует уважаемый Фригмунд Зейд. Что, Витя? Есть соображения? Какой он должен быть, мрачный, злобный, нелюдимый?

Почесав в затылке, Витя сказал, что он пока не может опираться на статистику, но если рассуждать логически, то маньяк должен быть веселым, приветливым и безмятежным человеком. Обычные люди вечно страдают из-за всякой ерунды, терзаются по пустякам, изводятся от мелких служебных вопросов и семейных неурядиц, а патологический убийца поглощен своей манией, и вся эта чушь его совершенно не колышет. Интересы его лежат совсем в другой плоскости, поэтому внешне он будет всегда выглядеть спокойным и уступчивым, разве что иногда испортится настроение, если не получается найти подходящую жертву.

Вася несчастлив в браке, страдает от этого, поэтому угрюм и раздражителен и злобной повадкой своей напоминает маньяка. А Петя потерпел крах по служебной линии, опустился, от горя не моется и ни с кем не общается. Какой-нибудь непризнанный гений Святослав в ожидании мирового признания, которое никак почему-то не наступает, беспробудно пьет и всем хамит. Зато маньяк – сама любезность, поскольку не связывает с человеческим обществом своих целей и стремлений, и люди для него не более чем потенциальные жертвы, объект охоты.

Пожалуй, в Витиной гипотезе есть логика, но Ирина знала, что здравые и убедительные предположения – это одно, а жизнь – совершенно другое. Логичность не означает истинность, но тот, первый маньяк, с которым ей пришлось столкнуться, был действительно приятным в общении человеком. Да, тихим, да, незаметным, слегка подловатым, по отзывам коллег, но мирным, добродушным и услужливым.

– Все надо доказывать, Витя, абсолютно все. Это я вам говорю и как судья, и как начинающий научный работник.

Зейда расплылся в улыбке:

– А вы маете рацию!

– Странно, что Макаров не дал распоряжения об объединении дел, – вдруг сказал Сева.

– Боится огорчить вышестоящее начальство, – фыркнула Ирина, – это же его главная забота, чтобы сильные мира сего были довольны.

– Ах, Ирочка, не нужно так говорить, – Гортензия Андреевна вдруг поджала губы, – вы не можете знать, какими целями он руководствовался.

– Ясно какими.

– Нет, не ясно. С нашего места нам с вами не может быть ясно, каким образом он принимает решения на своем! Это с дивана кажется, что все просто, и обыватель готов управлять страной, потому что живет по принципу «правильно так, как нужно мне». Надо ведь всего лишь сделать так, чтобы ему было хорошо, и он прекрасно знает, как этого добиться, поэтому чувствует в себе незаурядный потенциал к государственной деятельности.

Ирина поморщилась. Вот все хорошо было в Гортензии Андреевне, но порой старушку заносило на стезю нотаций.

– Возможно, он считает, что две бригады лучше справятся с расследованием, чем одна, – продолжала Гортензия.

– Но тут весь смысл, чтобы проанализировать всю серию…

– Я думаю, в первую очередь необходимо выяснить, возможно ли повторное токсикологическое исследование тканей первой жертвы, и если да, то провести его как можно скорее. А ругать начальство станем в самую последнюю очередь, когда уже совершенно больше нечем будет заняться.

⁂

Денек выдался теплый и пасмурный, как парное молоко, Федор хорошо поработал утром и после обеда вдруг обнаружил, что заняться особенно-то и нечем. То есть текущие дела никуда не исчезли, но никакого повода для аврала, чтобы задержаться допоздна, не обнаруживалось, и Федор покинул рабочее место в соответствии с трудовым законодательством.

Вспомнилось избитое выражение, якобы счастье – это когда человек с удовольствием утром идет на работу, а вечером с удовольствием идет домой. Федор покачал головой. Нет, ребята, счастье не в этом. Совсем не в этом.

А что такое удовольствие, да бог его знает…

Проезжали сквер, в глубине которого виднелась серая бетонная будочка метро. Восемь станций с одной пересадкой, пятнадцать минут на трамвае, и он будет у цели – у похожего на склеп подъезда девушкиного дома. Может, прокатиться, вдруг он встретит ее и она ему улыбнется? Ведь, кажется, люди называют удовольствием именно то, что он чувствует при виде ее улыбки.