Книга Come as you are: история Nirvana, рассказанная Куртом Кобейном и записанная Майклом Азеррадом, страница 50 – Майкл Азеррад

– Мы были очень близки к подписанию контракта с K Records, – рассказывает Курт. – Мы выбирали из этих двух.

Идея состояла в том, чтобы они провернули финансовую аферу, расстались, сменили название и перешли к К.

В конце концов идея о Великом рок-н-ролльном мошенничестве утихла. Поскольку в Nirvana были заинтересованы так много лейблов, их предложения были довольно выгодными, когда дело доходило до заключения контракта. Geffen не предлагал больших денег ни одной из групп-претендентов, но ведь у Geffen уже были Sonic Youth, и Ким Гордон убеждала их подписать с ними контракт. И все это время Gold Mountain подталкивала группу к Geffen, потому что они знали, что лейбл будет упорно трудиться над, несомненно, долгой, трудной задачей прорыва Nirvana – лейбл уже хорошо поработал с Sonic Youth, продав 250 000 копий их дебютного альбома Goo. У Geffen также было два ключевых игрока: директор по продвижению альтернативной музыки Марк Кейтс и менеджер по маркетингу Рэй Фаррелл, которые провели много лет в мире инди-музыки, прежде чем перейти на крупный лейбл.

И они отправились к Geffen.

– Мы решили, что в любом случае это усложнит нам жизнь, – говорит Крист.

Агент Sonic Youth, Гэри Герш, подписал контракт с группой. Впервые Герш увидел эту группу вместе с Ким Гордон и Терстоном Муром на концерте в Pyramid в Нью-Йорке в апреле 1990 года. Он был достаточно впечатлен, чтобы позвонить им позже. После разговора с ними и прослушивания записи со студии Smart Герш впечатлился еще сильнее. В Nirvana он услышал «энергию, простоту и агрессивность The Who». В Курте он увидел одаренного композитора с безупречным чутьем относительно направления, в котором должна идти его группа. Герш был достаточно смекалистым, чтобы представить лейблу группу, и, что не менее важно, достаточно хипповым, чтобы представить группе лейбл.

Группа получила аванс в размере 287 000 долларов, который быстро разошелся на уплату налогов, юридические пошлины, оплату менеджмента и на погашение долгов. Большим деньгам они предпочли прочный контракт, который предусматривал выплату роялти в случае, если альбом получит золотой статус. В то время об этом никто не задумывался, но, оглядываясь назад, отказ от большего аванса в пользу более высокой ставки роялти был правильным выбором, обеспечившим группу миллионами долларов, которые они не получили бы в противном случае.

А потом еще этот проклятый контракт с Sub Pop. С горем пополам выживающий в тот момент инди-лейбл получил первоначальный взнос в размере 75 000 долларов (половина которого была взята из аванса Nirvana), сообщил о двух моментах (2 процента продаж) со следующих двух пластинок и размещение логотипа Sub Pop на задней обложке каждого экземпляра Nevermind. Эта договоренность украла часть доходов группы, но в то же время она помогла реанимировать Sub Pop.

– Я нисколько не жалею, потому что мне приятно осознавать, что я помог Sub Pop выпустить действительно хорошую музыку, – говорит Курт.

– Я ни минуты не сомневаюсь в этом, – говорит Поунман, – если бы не это соглашение, то мы с Брюсом, вероятно, сейчас мыли бы посуду.

Sub Pop выпустила последнюю пластинку Nirvana, сплит-сингл с участием Nirvana и The Fluid. Курт почувствовал, что версия песни Vaselines Molly’s Lips у Nirvana была оборванная, и позвонил Джонатану Поунману с просьбой не выпускать ее, но это было частью сделки. В выводной канавке пластинки было выгравировано одно-единственное слово: «позже».

В то время как музыканты ждали, когда им выдадут аванс, Gold Mountain платили по тысяче долларов в месяц на каждого музыканта, что едва дотягивало до суммы минимальной зарплаты. Им все еще приходилось закладывать инструменты, чтобы прожить. Иногда они ходили в музыкальный магазин на 4-й улице в Олимпии и продавали футболки.

– Ты получаешь тридцать пять баксов и так счастлив, – говорит Дэйв, – потому что тебе сегодня не нужно есть корн-доги – ты можешь себе позволить Hungry Man Dinner ^[77]!

Группа не подписывала контракт официально до момента записи Nevermind.

В ноябре 1990 года Дэйв был в Лос-Анджелесе, сидел с L7 на благотворительном мероприятии Rock for Choice. Он позвонил Кристу, чтобы попросить его перевести немного денег, и они уже собирались повесить трубку, когда Крист вдруг сказал:

– Я должен тебе кое-что сказать. Курт принимал героин.

– Что? – сказал потрясенный Дэйв. – Как ты узнал?

– Он сам мне сказал, – ответил Крист. – Не говори ему, что я тебе сказал.

– Курт сказал, что больше так не будет, и я ему поверил, – говорит Дэйв. – Это выглядело так невинно. Как будто ребенок втыкает кошке в зад петарду и поджигает ее, черт возьми. Это вообще ни на что не похоже.

– Зима, которую мы с Дэйвом провели вместе в этой маленькой квартирке, была самым унылым временем за последние годы, – вспоминает Курт. – Она была такой грязной, холодной и серой, каждый гребаный день. В какой-то момент я чуть не сошел с ума. Я просто не мог с этим справиться. Мне было скучно, и я был на мели. Уже несколько месяцев прошло с тех пор, как мы заключили контракт с Geffen, но денег у нас так и не было. В конце концов нам пришлось заложить наши усилители, телевизор и другие вещи, лишь бы только достать немного денег и поесть корн-догов. Было очень странно подписывать контракт с такой многомиллионной корпорацией и быть абсолютно нищим. Мы только и делали, что репетировали. Это было единственное, что нас спасало. И это постоянно повторялось.

И поэтому Курт искал успокоения в героине. Он хотел сделать это снова и, наконец, нашел дилера в Олимпии. Он делал это примерно раз в неделю, не настолько часто, чтобы это вошло в привычку. Даже Дэйв не знал, что он это делает.

– Да, это довольно странно, но трудно это было заметить за таким ленивым человеком, как Курт, – говорит он.

Никто в группе не знал до той ночи, когда Курт позвонил Кристу.

Крист очень разволновался и повесил трубку. Через некоторое время они с Шелли перезвонили Курту и сказали, что любят его и не хотят, чтобы он принимал наркотики.

– Это было так мило, – говорит Курт.

Тон его голоса подразумевал, что он оценил этот жест, но этого было недостаточно, чтобы заставить его остановиться.