Книга (не) мой соавтор, страница 49 – Ольга Силаева

— Идёт мне? — одними губами спросила я.

Уголки его губ дрогнули.

— По-моему, — сказал он в трубку, глядя на меня, — мы с тобой договорили.

— Договорили, — вздохнул Ромка. — Эх. Ладно. Последнее «нет»? Чтобы совесть моя была спокойна?

Почему-то я вздрогнула от его голоса. Такое было ощущение, что Ромка уговаривает себя на что-то. Что-то очень и очень неприятное.

— Нет, — спокойно сказал Антон. — Счастливо.

Он повесил трубку и аккуратно снял с моего носа свои очки. Потёр переносицу.

— Достало всё, да? — с сочувствием произнесла я. — Хочешь в джакузи? В приватный стриптиз-бар? В тюрьму?

— Холодная решетка, жесткая постель, темнота и наручники? — Антон встал. — Вершина моих эротических фантазий. Пошли работать.

— Лишь бы посуду не мыть.

— А то.

Я на миг задержалась, глядя на телефон, оставленный на столе. Мне очень не понравился этот звонок Ромки. Если речь шла о такой крупной сделке, если на кону был весь «Иннэйт», и второй «Остров» был его главным активом… чёрт, да тут и уголовщиной не погнушаешься. Нет, вряд ли кто-то будет бить Антону очки в подъезде, но… но…

Мне всё это не нравилось. Очень не нравилось.

Но нас ждал проект. Призрак грядущей весны был не за горами, и пора было работать.

А потом настал последний день. Вечерний перелёт, стыковка — и мы в Москве. Мой дом, в котором больше не будет пусто. Ну, хотя бы одну ночь перед тем, как Антон вернётся в Ростов. А там посмотрим.

— Пойду попрощаюсь с морем в гордом одиночестве, — сообщила я от дверей, накидывая куртку. — Ты точно не пойдёшь? Последний шанс, как-никак: я обычно не возвращаюсь в тот же город дважды. Ну, если это не Лондон, конечно.

Антон кивнул от ноутбука.

— Я тоже. Но мне надо отправить пару писем, и это надолго. Так что хорошего моря.

— Увижу замёрзших дельфинов в варежках — принесу слайды, — согласилась я. — Счастливый всё-таки вышел отпуск, а? Несмотря на?

Лёгкая улыбка.

— Нет, Рэйн, — мягко сказал Антон. — Не по-настоящему счастливый. Но настолько счастливый, насколько мог быть.

Ну да, мелькнуло в голове. Всего несколько жалких недель после расставания с любовью всей своей жизни; не будь мы сейчас вместе, ему было бы не просто плохо — невыносимо.

— Проклятые обстоятельства, — вздохнула я. — Ладно. Через год-другой оторвёмся в Венеции, и будет настоящее всамделишнее счастье. Будем бродить в ночном тумане по каналам и бить в подъездах муранское стекло.

— Не забудь полумаску.

— Само собой.

Я окинула взглядом наш временный дом, стоя в дверях. Запах тепла, запах вкусной творожной запеканки на завтрак, вкус горячего чая с имбирём на губах и приоткрытая дверь в спальню. И взъерошенный соавтор за ноутбуком.

Я тихо улыбнулась и вышла, закрыв за собой дверь.

У моря было спокойно.

Нет, зеленовато-серые волны всё ещё поднимались в половину моего роста, норовя обрызгать пеной. Но картинка застыла, будто не изменилась ни капли с того дня, как я пришла на зимний пляж впервые. Хрупкий лёд всё так же нависал скользкими сахарными ломтями над бурлящей тёмной глубиной. И трещины на нём, длинные и тонкие, как линии жизни, всё так же просились на фотоаппарат.

А собственно, почему нет?

Я быстро настроила камеру, спустилась к самой воде, чертыхнулась, когда новенькие водонепроницаемые ботинки заскользили на льду, и я чуть не рухнула носом вниз. И замерла, выбирая ракурс.

Волны, накатывающие на ледяной берег одна за другой. Настоящее живое море. Не выдуманная декорация — стихия.

И крошечная я. Я могла бы стоять тут вечно.

Пискнул телефон, и я подняла бровь. Плохо пишется, соавтор?

«Я тебя вижу. А вот ты меня — нет».

Я подняла голову и прищурилась. Сквозь голые ветви, вверх, через лёгкий февральский снежок к пасмурному небу… последний этаж. Предпоследний.

И никого в наших окнах. Ни в одном, ни в другом.

«Ты где?» — напечатала я. «Прячешься за занавеской?»

«Вообще не вставал из-за стола. Более легковерного соавтора, чем ты, ещё поискать надо».

«Ну уж», — напечатала я. «Я куда умнее и хитрее, чем вы, сэр Темнота. Пока я любуюсь морем, тебе придётся собирать наши вещи».

Пауза. Долгая пауза, пока я ехидно ухмылялась, любуясь морем.

«Ты этого не сделаешь, Трикстер. Это слишком жестоко».

«Да ну?» — написала я. «Поспорим на полдоллара? Там в ящике стола, кстати, в щели заклинило целый канадский доллар. Интересно, кто его оставил».

«У меня дома в нижнем ящике стола лежало убегающее время».

Я моргнула.

«Что?»

«Тире-точка-тире. Когда мне было десять, я просто запер его там, и ни разу не открывал ящик. Иногда, когда свет уже был выключен, мне слышалось, как оно морзянкой пытается выстучать: «выпусти меня отсюда!», и меня очень подмывало это сделать. Но я его так и не открыл. Веришь?»

«Верю», — чуть подумав, написала я. «Я же легковерный соавтор. Хотя… дай подумать. Его открыла мама или сестра, когда убиралась в комнате?»

«Матушка, естественно».

Я присела на корточки, коснувшись ледяной воды, растекающейся по льду. Луч солнца, разорвав облака, упал на лёд, и на миг мне показалось, что я смотрю в драгоценный камень.

«Мы как дети, правда?» — напечатала я, не поднимаясь с колен. «Ищем странное, верим в то, что любовь — одна и навсегда, и иначе не бывает. Но как без этого вообще жить, а? Скучной размеренной жизнью от работы до дома? Для нас её слишком мало».

«Это очень неоднозначный вопрос», — не сразу ответил Антон. «Я ведь не зря хотел уйти от всего этого в науку. Так остро чувствовать тоже больно. Особенно когда ощущаешь, что последние девять лет твоей жизни были зря».

Я вздрогнула. Лена была зря? Может, он скажет, что и мы были зря? Это же придётся подниматься на семнадцатый этаж, чтобы наконец устроить со спокойной душой скандал и побить всю посуду.

«От себя никуда не денешься», — не без ехидства написала я. «Даже если ты станешь скучным светилом науки, ты всё равно будешь проезжать по сонному городу на велосипеде и видеть то, чего не замечают остальные. Тоскующие фонари и неприличные облака, например. И ты не сможешь не писать. Это же ты».

«Уверена?»

Я вздохнула, поднимаясь с корточек. По-моему, мы ушли куда-то в философию.

Поэтому я просто набрала номер Анта.

— Эй, — произнесла я, едва он ответил на вызов. — Я тебя люблю.

— Настолько, что вернёшься и поможешь мне собрать вещи?