Книга Сердце смертного, страница 100 – Робин Ла Фиверс

— Если они согласятся. Многие из них не будут сражаться, пока им не заплатят то, что должны.

Капитан Дюнуа утомленно потирает лицо рукой.

— Вы напомнили мне: еще один состав наемников требуeт покинуть город.

Мортейн насмешливо смотрит на него, и Дюваль пытается объяснить:

— Французский король перекупает наемников, нанимает их прямо под нашим носом.

Он поворачивается к Дюнуа и сдобренным иронией голосом велит:

— Отпусти их и хорошего избавления.

— Подождите! — Глаза Чудищa становятся отсутствующими, словно он изучает какую-то невидимую карту, которую может видеть только он. — Сколько наемников пытаeтся уйти?

— Триста или четыреста.

Ухмылка распространяется по лицу Чудищa, освещая его почти нечестивым ликованием:

— Мы только что нашли выход из города.

Дюваль сразу схватывает значение его слов, он усмехается:

— Наши силы могут ускользнуть с наемниками.

Мортейн кладет руки на стол и наклоняется вперед:

— Хотя это отличный план, чтобы добраться до французского короля, в нем не говорится, как Аннит благополучно вернется в город.

— Нам нужно спланировать две диверсии и использовать пушку. Мы можем отправить людей из этих выездных ворот, — Дюваль указывает на карту. — Французы решат, что пользуются преимуществом бегущих от нас наемников, тогда как на самом деле мы осуществим собственную диверсию. Oсажденные довольно часто совершают набеги на вражеский лагерь в надежде найти еду или какую-нибудь добычу. Тогда, даже если первая группа, изображающая из себя наемников, не сможет вернуть Аннит, вторая группа расчистит ей путь назад.

— Но кто им расчистит путь назад? — Мой вопрос заставляет их задуматься. — Мы пытаемся избежать бесчисленных смертей, а не увеличивать их. — Герцогиня и я обмениваемся взглядами. Вдруг я перестаю понимать, как эта девочка может принимать на себя вес всех решений. Не думаю, что могла бы это вынести.

— Вы просите их пожертвовать жизнью, просто чтобы дать мне шанс пустить стрелу. Стрелy, которая мы даже не знаем сработает ли…

— Сработает, — уверенно говорит Мортейн.

— Несмотря ни на что, мы не можем просить людей идти на несомненную смерть.

Долгое молчание.

— Это то, для чего они подготовлены, — мягко объясняет капитан Дюнуа. — И они хорошо понимают: порой нужно умереть нескольким, чтобы выжить многим. Такова природа службы солдата.

Мортейн смотрит на меня и тихо говорит:

— Что если не просить ваших людей идти на смерть? Вместо этого мы попросим тех, кто уже мертв.

— Хеллекины,  — шепчу я.

— Хеллекины. Они жаждут искупить свои грехи и обрести покой. Я верю, что спасение тысячи жизней даст им это.

Епископ прочищает горло:

— Можно ли им доверить такую миссию, если вы не поведете их?

Мортейн медленно поворачивается к епископу, заставляя беднягу вздрогнуть. Мрачное принятие в его глазах заставляет темную полосу беспокойства развернуться во мне, прежде чем он объявляет:

— Я поведу их.

Отец Эффрам выходит вперед. Cложив руки вместе и поклонясь, oн спрашивает:

— Мой господин, вы знаете, что произойдет, если вы решите заняться земными делами, не так ли?

Мортейн смотрит на старого священника, как будто удивлен его вопросом.

— Знаю, — отвечает он.

Когда никто ничего не произносит дальше, я не могу сдержаться:

— Что? Что произойдет, если ты включишься в дела смертных?

Мортейн оглядывается на карту, избегая моих глаз. Он как-то странно, болезненно кривится и говорит:

— Тогда я умру, как смертный.

Герцогиня предлагает подготовить покои для Мортейна, но он вежливо отказывается. Позже мы стоим с ним на крепостных стенах, теплый летний ветер играет нашими волосами

— Ты не можешь сделать это! — я говорю ему.

— Ты можешь отдать жизнь за свою страну, но я не могу отдать свою жизнь за твою?

— Вес твоей жизни, измеряемый веками, а не годами, сильно отличается от моей.

Он отворачивается от меня.

— Я узнал, что качество жизни не определяется ее долголетием. И я бы сказал, что твоя жизнь дороже моей. По крайней мере, для меня. Кроме того, мир меняется. Эпоха богов подходит к концу. Подобно тому, как крупные царства поглощают малые, так и мы, боги, ассимилируемся Единым Богом. Наше время истекло.

Будто запоздалая мысль пришла ему в голову, он поворачивается и исподлобья смотрит на меня:

— Ты так плохо думаешь о моих военных навыках? Уверена, что мы потерпим неудачу?

— Нет! Но единственная причина, по которой ты и хеллекины будeтe участвовать — спасти других от верной смерти. Характер миссии не меняется — это, скорее всего, поездка в один конец. Единственное, что меняется, ты едешь. Не уверена, что смогу вынести, если ты не вернешься.

Чувствую себя немного глупо, мы ведь не говорили о совместном будущем. Ну, не считая предложения присоединиться к нему в Подземном мире.

Eсли он уйдет, я останусь совершенно одна; без Мортейна, готового поддержать меня своей силой и мужеством, как когда я была ребенком. Потому что бог безоговорочно вступает в бренный мир.

Но я напоминаю себе: это его выбор, так же как выбор стрелять — мой, и поэтому молчу.

— Что ты будешь делать? — он спрашивает. — После. — Он не добавляет после его смерти, но слова тяжело оседают в ночном воздухе.

Я размышляю. Что я буду делать? Я не задумывалась ни о чем, кроме нашей цели. Ответ приходит ко мне, неожиданный и удивительный:

— Вернусь в монастырь. — Втягиваю его руку в свою и крепко сжимаю ее. — Я вернусь в монастырь и расскажу остальным об их отце, о том, каким человеком и богом он был.

Мой отклик удивляет его. После минутного молчания он улыбается, улыбка — белая и ослепительная — разрывает душу.

— А потом?

— А потом? Я не знаю.

Он смотрит на наши переплетенные руки.

— Я буду ждать тебя. Прежде чем перейти к тому, что следует дальше, я буду ждать тебя в царстве смерти, чтобы мы могли путешествовать туда вместе.

Oт неожиданности его подарка y меня загораются глаза, но я яростно отказываюсь:

— Нет. Я не хочу, чтобы ты страдал дольше, чем должен. Ты уже застрял там на целую вечность.

Он улыбается:

— Я не буду страдать. — Он протягивает руку и кладет ладонь на мою грудь — на мое сердце. — Ты всегда будешь открыта для меня. Твоими глазами я буду наблюдать, как растут мои дочери. Чувствовать, как жизнь течет по твоим венам. Купаться в любви, которая наполняет твое сердце. Это пройдет, как мгновение.