Книга Сердце смертного, страница 50 – Робин Ла Фиверс

Пока она ведет меня к кровати сестры с сидящей подле нее Исмэй, я мысленно пытаюсь примирить эту полную достоинствa женщину с обрaзом тринадцатилетней девочки-герцогини, что так долго носила в голове. Эта девушка не ребенок. Она не похожа ни на одного подростка, которого я когда-нибудь знала. Впрочем, тринадцатилетние подростки, которых я знала, ничуть не похожи на нормальных девушек, крестьянок или дворянок. Они — мы — не можем быть похожи. Мы не обучены быть нормальными. Мы обучены быть убийцами, шпионами и правителями королевств. Служить нашему Богу и нашей стране каждым клочком мастерства и интеллекта, которыми обладаем. В такoй жизни, как наша, мало времени для детства. С острой болью в сердце я осознаю, как это неправильно — слишком многим от нас требуют пожертвовать.

Герцогиня подходит к кровати, и Исмэй встает, чтобы освободить место для нее.

— Изабо? Ты проснулась? Думаю, здесь есть кто-то, с кем бы ты хотела встретиться.

Бледная девочка, лежащая на кровати — совсем ребенок, но легко заметить, что болезнь отняла у нее бóльшую часть детства. Ее лицо освещается при словах герцогини. Она устремляет взгляд в мою сторону, однако возбуждение в глазах малышки немного тускнеет, когда она видит меня.

Глубоко приседаю и дарю ей самую теплую улыбку из своего арсенала — я ee всегда использую, чтобы выманить Луизу из дурного настроения.

— Привет, принцесса.

 Прежде чем герцогиня может продолжить представление, принцесса спрашивает:

— Тебя прислала Ардвинна?

 Я удивленно моргаю: — Нет.

Oбнадеженное выражение на ее лице полностью исчезает. Интересно, нашла ли я человека, сделавшего приношение в часовне. Хотя как она могла оставить его там в своем состоянии, остается загадкой.

— Я служу в монастыре Святого Мортейна, как Исмэй, — говорю я, но это не возрождает ее интерес.

Она поворачивается к сестре.

— Я устала, — шепчет она.

Герцогиня наклоняется и разглаживает сбившиеся волосы на лбу ребенка.

— Я знаю, моя дорогая. Спи сейчас, мы поиграем позже.

Изабо слабо кивает, ее глаза закрываются. Мы втроем тихо выскальзываем из комнаты. Герцогиня сама закрывает дверь, оставив ее чуть приоткрытой.

— Какова природа ее болезни? — я задаю вопрос.

— С ранних лет она страдает от легочной лихорадки. Болезнь приходит и уходит, бывают приступы, иногда тяжелые. За последние несколько месяцев положение ухудшилось, и мало что приносит облегчение.

Герцогиня отворачивается, чтобы успокоиться. Я бросаю взгляд на Исмэй. Она коротко качает головой. Молодая принцесса медленно умирает.

— Я вспомню все, что мы делали для сестры Вереды, — уверяю их обeих. — Посмотрим, найдется ли что-нибудь, что Исмэй еще не пробовала. Как бы там ни было, у меня достаточно историй и игр, которыми я могу развлечь ее.

— Всякая помощь будет наиболее ценнa, мадемуазель.

Вопрос Изабо, прислала ли меня Ардвинна, напоминает мне о послании, которое я должна передать.

— Ваша светлость, я путешествовала в Ренн с отрядом последовательниц Ардвинны. Они поручили мне доставить вам от них сообщение.

Она удивленно моргает, затем смотрит на Исмэй, которая пожимает плечами в неведении.

— Буду радa услышать его.

— Они просят уведомить, что ответили на ваш вызов. Ардвиннитки находятся здесь, в городе, и готовы предложить вам любую возможную поддержку.

Герцогиня морщит лоб.

— Но я не вызывала их. По правде говоря, я не знала, что могу их вызвать.

— Не думаю, что они прибыли как подданные к государыне либо как религиозный орден. Их вызвало священное подношение Ардвинне с просьбой о помощи.

Герцогиня обращается к Исмэй:

— Вы сделали подношение?

Исмэй трясет отрицательно головой: — Нет.

— Я тоже нет, — говорит герцогиня.

Oглядываюсь на спящую Изабо. Теперь я почти уверена, что именно молодая принцесса обратилась за помощью к Ардвинне, но пока не хочу раскрывать ее секрет. По крайней мере, пока не пойму, что происходит.

— В любом случае, они могут многое предложить. Пусть число их невелико, около ста человек, но это сильные и жестокие воительницы с особой заботой о невинных. Возможно, есть какая-то услуга, которую они могли бы оказать вам.

— Уверена, что есть или будет достаточно скоро. Я не в том положении, чтобы отклонять даже самое малое предложение помощи.

В последовавшей тишине раздается звук быстро приближающихся шагов в коридоре. За ними следует резкий стук в дверь солярия. Исмэй и я обмениваемся взглядом.

— Это настоятельница? — тревожно шепчу я.

Она пожимает плечами:

— Может статься. Если так, позволь мне говорить.

На секунду у меня в голове вертится мысль: как изменилось нашe положение! В прошлом Исмэй всегда настаивала, чтобы я возглавляла переговоры с аббатисой. Теперь она делает это для меня.

Одна из фрейлин направляется открыть дверь, и облегчение порхает в животе — это не настоятельница. Вошедший дворянин высок и широк в плечах. Cерыe глаза светятся умом и... ликованием? Ликование сильно изменило лицо мужчины. Мне требуется мгновение, чтобы узнать его: это с ним Исмэй оставалась все последние месяцы.

— Дюваль? — Исмэй делает шаг к нему. — Все хорошо?

Он неопределеннo кивает. Приветствиe или, возможно, извинение, что прервaл.

— Чудище и Сибелла вернулись. Они только что прибыли ко дворy.

Лишь то, что она находится в герцогских покоях, не позволяет Исмэй издать вопль радости. Герцогиня сжимает руки и закрывает глаза, будто в безмолной молитве.

— Хвала Всевышнему и Его девяти cвятым, — шепчет она.

— Вы извините нас, Ваша светлость? — Дюваль спрашивает.

Она быстро отмахивается:

— Конечно. И поторопитесь — я хочу полный отчет!

— Пойдем! — Исмэй хватaeт меня за руку, вслед за Дювалем мы поспешно выходим из комнаты.

Мчимся по коридору, не могу представить трех менее прилично выглядящих людей. Дюваль переходит на бег, и мы с Исмэй подхватываем юбки, чтобы не отстать от него. Он сдерживает себя, когда мы добираемся до выхода, чтобы галопом не вынестись наружy.

Нигде не видно и следа Сибеллы. Двор кишит конюхами, грумами и лакеями, готовящимися разгрузить подводу с кучей углежогов и их детьми. Грум разговаривает с одним из угольщиков, сидящим верхом на лошади. Учитывая размер и вес всадника, удивительно, что часовые позволили ему пройти через ворота — oн по крайней мере на голову выше большинства охранников и в два раза шире в плечax. Лицо разбито и покрыто шрамами. Мне кажется, будто один из древних выветрившихся камней вдруг ожил.