Книга Дом в Вечерних песках, страница 34 – Парэк О'Доннелл

Мисс Таттон поднялась со своего места.

– Видимо, вы давно не читали вслух. Впрочем, безобидный вы или нет, она все равно волнуется. Завтра после обеда она собирается в город, хотя хозяин еще о том не знает. Муж ее задолжал денег на петушиных боях, и пока кто-нибудь за него не расплатится, его не отпустят на свободу. После вашего отъезда мне придется еще долго сидеть взаперти – целыми днями цветы буду делать, скорее всего, потом переселюсь в какие-нибудь меблированные комнаты, которые будут мне все равно что тюрьма. Я все-таки выйду на улицу, молодой господин. Старина Нелли говорит, что нельзя, это небезопасно, но я все равно выйду.

– Гидеон. Зовите меня Гидеоном, молю вас. Почему вам на улице небезопасно?

– В четыре часа на заднем крыльце, у выхода на Фиш-стрит-хилл. – Энджи задержалась в дверях. Ее еще было видно в сиянии светильника, но она уже наполовину спряталась в темноте лестницы. – Доброй ночи, молодой господин. Оставляю вас наедине с вашими мыслями.

* * *

Поначалу Каттер ничего не понял из рассказа Гидеона. Тот стоял, стыдливо отвернувшись к камину. Вообще-то он намеревался коротко и ясно изложить суть дела: показать письмо дяди, выразив сожаление по поводу того, что не сделал этого раньше, и признать свой промах, ведь он сначала не придал значения предостережениям своего опекуна. Но от волнения и избытка чувств ему с трудом удавалось придерживаться избранной линии поведения.

– Я неверно истолковал слова дяди, сэр, – признался Гидеон, подняв голову из ладоней. – Или оставил их без внимания. В любом случае это не делает мне чести.

– И в чем же заключается их смысл?

– Вы спрашивали, сэр, была ли у меня причина опасаться за нее. Да, причина была. Дядя в своем письме недвусмысленно дал понять, что ей грозит беда, а я проигнорировал его предупреждение. Сама мисс Таттон поняла, что за ней охотятся – равно как сразу увидела, какой опасности подвергает себя Памела, – а мне не хватило сообразительности. Боюсь, я много чего упустил.

– Подожди, что еще за Памела, черт возьми?

– Простите, сэр. Памела – персонаж одного романа. Просто на ум сейчас пришло это сравнение. Однако давайте я про письмо расскажу. – Гидеон вытащил из пальто письмо, осторожно развернул его. – Я упоминал, что дядя в письме настоятельно просил меня приехать в Лондон. Казалось, он был озабочен какими-то неприятностями, и я поначалу так и думал, что у него просто возникли некоторые проблемы, не более того. И лишь разговор с мисс Таттон заставил меня переосмыслить его слова.

– Разговор с ней в церкви? Так ты ж говоришь, она была чем-то одурманена. Бредила.

Гидеон решительно качнул головой.

– Она была слаба, сэр, но находилась в полном уме. И была убедительна. Она боялась – кого или чего, не знаю, – и дядя пытался защитить ее. В письме он намекает, что его мучают дурные опасения, но я до последнего не придавал этому значения.

– Его мучают дурные опасения! – Каттер воздел к потолку глаза. – Вот уж действительно «персонаж одного романа»! Дай сюда это свое письмо. А то мы полночи здесь проторчим, пока я дождусь от тебя внятных объяснений.

Гидеон пододвинул к нему письмо, с тревогой наблюдая, как инспектор усваивает его содержимое. Читал он быстро, время от времени покряхтывал или вскидывал брови, но замечаний не отпускал, с нетерпением в лице пробегая глазами страницу за страницей. Наконец он вернул письмо. Вид у него был утомленный. Он смачно зевнул, откидываясь в кресле.

– Одно могу сказать о твоем дяде, Блисс. Недалеко он от тебя отстал в витиеватости изложения своих мыслей.

– Да, сэр. Но теперь, полагаю, вы понимаете, что я не зря бью тревогу? Вы уловили важность его слов?

– Письмо многословное, не спорю, однако из него мало что можно понять.

– Но ведь он выражает страх за мисс Таттон. Говорит, что она «отмечена по-особенному».

– Его беспокоит ее дальнейшая судьба, ему вообще свойственно переживать за таких, как она. Разве мы не говорили о его миссии?

– Нет, сэр, и по моей вине. Боюсь, правда еще более зловеща. Взгляните еще раз на этот абзац. Он боится за нее и сообщает, что за ним следят. Они не обнаруживают себя, пишет он, но у него есть союзники, которые могут их уничтожить. Видите, сэр?

– Во имя Господа, что именно я должен видеть?

– Сэр, вы говорили, нужны веские основания, чтобы вам разрешили покопаться в этом деле. По-моему, такое основание мы нашли.

Каттер поставил ногу на ведерко с углем и поднял на него глаза.

– Неужели? Бегу начищать пару медалей.

– Я уверен, что эти два дела взаимосвязаны, сэр, – настаивал Блисс. – Инцидент в Страйт-хаус и судьба Энджи Таттон… между ними есть взаимосвязь.

– Взаимосвязь? Какая же?

– Дядя упоминал, что у него есть союзники, сэр, с помощью которых он надеялся уничтожить своих врагов. Но это еще не все. Он называет одного из них.

– Одного из своих врагов?

– Нет, сэр, одного из своих союзников. Вот, взгляните. – Гидеон нашел в письме нужную строчку. – Он говорит, что одна из них – белошвейка. Белошвейка, сэр.

– Что за белошвейка?

– Ну как же? Мисс Тулл, конечно.

– Мисс Тулл? Кого она могла бы уничтожить, кроме самой себя?

– К этому я еще вернусь, сэр. По крайней мере, нам известно, что она хотела сообщить.

– Вот как? – Каттер сжал в ладонях голову, пальцами мягко потирая лоб. – И что же?

– Та фраза, что была вышита на теле мисс Тулл, сэр… вы ее помните?

– Моя душа… как там дальше? В общем, моя душа делает что-то.

– «Величит душа моя Господа», инспектор. Это из «Магнификата», одного из наших старейших песнопений. Хвалебная песнь, сочиненная самой Матерью Христовой.

Инспектор устало опустил руки.

– Блисс, растолкуй мне, что это за взаимосвязь. Из нас двоих ты здесь ученый.

– Для этого не надо быть ученым, сэр. Нужно просто проанализировать факты. Мисс Тулл было известно нечто такое, что подтолкнуло ее свести счеты с жизнью – нечто преступное, в чем ее заставили участвовать, – но ее утешала мысль, что, совершая самоубийство, она свидетельствует против преступников. Те, кому не ведома истинная причина ее поступка, – люди, которых она боялась, – расценят его как прощальное покаяние набожной женщины. Тем, кто знал о ее намерениях, цель его очевидна.

– В самом деле? Слава богу, хоть кому-то она очевидна.

– Величит душа моя Господа. Ее бессмертная душа, сэр, все, что ей в конце было оставлено. В молитвах Дева Мария славословит Господа – превозносит Его величие, – но даже самая набожная женщина вряд ли обрекла бы себя на такие муки без всякой цели. Слова, вышитые на ее теле, должно быть, имеют какой-то иной смысл. А что, если она имела своей целью не Господа восславить, а увеличить что-то до больших размеров, как лупа, – разоблачить, так чтобы наверняка? Кстати, сэр, я тут подумал, что, возможно, мисс Тулл сделала нечто большее, чем просто передала сообщение.