Книга Друзья и враги Анатолия Русакова, страница 143 – Георгий Тушкан

— Зачем вам фонарик? У нас светло. А ночью, если проснетесь, кликните сиделку — она быстро зажжет.

— Это особый фонарик.

Няня ушла.

— Угощайся. — Анатолий протянул коробку соседу.

— Угощаться-то я могу, а это, должно быть, тебе, — сказал тот и достал из коробки квадратик бумаги.

Всего три слова от Лики. Но какие это слова! У Анатолия захватило дыхание.

— Этот, что ли, фонарик? — Няня подала радиофон.

— Угощайтесь. — Анатолий протянул ей коробку. Она осторожно взяла одну шоколадку. — Еще! Еще! Не стесняйтесь!

Анатолий стал вызывать Юру Кубышкина.

— Юра? у меня к тебе просьба, такая просьба, — тихо сказал он, когда Юра отозвался. — Понимаешь…

— Ничего не понимаю. Пр-рием!

— Одним словом…— Анатолий положил радиофон на подушку, чтобы говорить возможно тише, повернулся на бок, застонал от боли.

— Что с тобой? — закричал Юра. — Прием!

— Ничего, ничего… Я хочу слышать ее голос. Ну, пойми!

— А-а! — В голосе Юры послышалось разочарование. — Любовь сильнее дружбы. Понятно. Принято!

Через час послышался негромкий звук зуммера. Анатолий торопливо нажал кнопку и оглянулся — ведь в палате, кроме него, было еще пятеро. Но вдруг не оказалось у него тех слов, в которые он хотел вложить всю свою нежность, и он только неловко спросил:

— Лика, как жизнь?

А Лика, с другого конца города, тоже как-то деревянно сказала:

— Спасибо! Как ты?

— Ничего! Прыгаю… То есть лежу. Записку, шоколад получил. Спасибо, вкусные. — Он чувствовал, что слова его нелепы, но не мог найти других.

— И это все, что ты хочешь сказать мне? — спросила Лика. — Ведь я… я с ума сходила, когда тебя увезли. Толька, говори другое. Пр-рием.

Это звучало требовательно.

— Я не один.

— Эх ты, трусишка! Я ведь тоже сейчас не одна. Я и маме сказала, что люблю тебя. А ты? Прием!

И Анатолий закричал на всю палату:

— Лика! Я люблю тебя, Лика! И ты это знаешь. Я всегда думаю о тебе. Всегда!

Теплая волна подхватила Анатолия. Он кричал:

— Лика, они делают вид, что не слышат. А мне не стыдно! Я люблю тебя, Лика!

Соседи повернулись к Анатолию.

— Посмотреть бы на эту Лику! — восхищенно сказал каменщик.

— Увидишь.

— А мне бы другое посмотреть, — сказал старик священник, которого ударил по голове кусок обвалившейся штукатурки. — Штучку эту позвольте. Прямо с больничного одра беседовать можно? Умудрил же господь!

— Не господь, а электроника.

Радиофон переходил из рук в руки. Соседи шумно говорили о нем, задавали вопросы Анатолию, но он не слышал их.

Лежат артезианские воды глубоко под землей, а освободите их, и бурный, неистощимый поток вырвется на поверхность. Молодости свойственны глубокие порывы. Она ненавидит ложь и фальшь. Она способна на подвиг во имя высоких, больших чувств. Но молодости свойственна и стыдливость. Анатолию иногда казалось, будто в нем уживаются два различных человека. Первый — чуткий, смелый, искренний, застенчивый, чуть излишне гордый. Второй — слабохарактерный, грубоватый, мнительный. Порой его мучили эти противоречия. И вот сейчас, когда он говорил в порыве большой искренности, видимо, то хорошее, что хранил он от людских глаз и стыдился проявлять, считая это признаком слабости, прорвалось в половодье чувств.

15

В дверях появился Корсаков в коротком белом хала-» те. Он приветственно взмахнул рукой, сказал: «Пойду организую комнату» — и исчез.

Анатолий тотчас вызвал Лику, сказал, что на часок связь прерывает и будет «зуммерить» ей домой: «Попроси Юру, пусть он оставит тебе радиофон на два-три дня».

Лика торопливо спросила:

— Можно добиться, чтобы Боба отпустили домой? Мама плачет.

— Я выясню…

— Пожалуйста! А я пойду в вечернюю школу и передам, что ты в больнице. Хлопунов уже знает.

— Он что-нибудь передавал мне?

— Привет и еще беспокоится о Витяке. Мать его в долгой поездке, поехала с автоколонной в Харьков. Витяка один. Я обещала зайти к нему.

— Нет, не надо, — чуть подумав, ответил Анатолий. — Понимаешь, Витяка колючий паренек. Если явится девушка, это заденет его самолюбие. А дружки этим воспользуются, засмеют. Пусть лучше Ушков зайдет к нему. Запиши адрес Ушкова. Зайди к нему, передай, что я прошу. Пусть привезет Витяку ко мне.

— А меня ты не зовешь?

— Лика!

Лика засмеялась, а потом озабоченно спросила:

— Но что же в конце концов будет с Бобом? Мама места себе не находит!

— Лика, я думаю, что Боба надо направить на время в колонию. Он очень неустойчив и лжив. И нельзя сказать, что с ним будет завтра.

— Толя, это ужасно! Неужели нет другого выхода? Неужели теперь, когда злые силы за решеткой, ты, я, мы все не сможем перевоспитать его?

— Что ж, попробуем. Я поговорю. Когда ты будешь дома?

— Через час. А как быть с Ниной? Она звонила Ольге Петровне и очень просила устроить встречу с тобой.

Вошел Корсаков, а с ним два санитара, кативших постель на колесах. Анатолия перевезли в свободный кабинет. Там ждал следователь, чтобы получить свидетельские показания. На предварительном допросе Чума полностью отрицал свое соучастие в убийстве и показал, что оно было совершено вором, по кличке «Огурец». Тот признал себя виновным. Хозяин подтвердил показания Огурца — часть вины он берет на себя.

— Оба лгут, — горячо возразил Анатолий. — Они выгораживают Чуму и сами думают отделаться десятью годами. Не должен Чума выскочить из этого дела!

Анатолий так разволновался, что его заставили выпить валерьянки. Вопросов у следователя было много, начиная с подробностей нападения в подъезде, кончая событиями в парке. Было записано и о «визите» Марата к Нине.

— Но чего добивается Чума? — спросил Анатолий.

Не в обычае следователей отвечать на вопросы свидетелей. Однако Русаков был свидетелем особого порядка. Он помогал раскрыть тяжелое преступление, он ставил свою жизнь под удар, и следователь сказал:

— Чума утверждает, что в третьем часу ночи его еще не было в парке. А когда его принесли, он нашел на лужайке убитого человека и вас.

— А очевидцы что говорят?

— Подтверждают показания Чумы. Русаков, я вам сообщаю это не для того, чтобы вы рассказывали другим.

— Все понятно. Нет, никому не скажу. Хитро подстроено.

— Да, хитро. Это чувствуется. Но свидетели говорят, что Чума не имеет отношения к убийству Шелгунова.