Книга Камея из Ватикана, страница 22 – Татьяна Устинова

– Это точно, далеко, – согласилась Саша и подлила им обеим шампанского. – Интернета совсем нет. Мне, наверное, придется в Москву вернуться, если так дальше пойдет. А лучше б… не возвращаться…

– Лучше вирус здесь переждать, – поддержала Тонечка, а Саша вдруг сказала с горечью:

– Ну при чем тут вирус!..

– А что такое?

Саша ничего не ответила.

Тонечка положила в свой бокал кубик льда и полюбовалась пузырьками, которые сразу словно вскипели, – красиво!..

– Я знаю, что в шампанское лед не кладут, – сообщила она. – Но мне нравится!..

Родион доел курицу, под столом вытер руки о штаны, а потом о свою собаку. Он был уверен, что никто не заметит, но мачеха заметила, конечно.

И сделала большие глаза. А потом подбородком показала в сторону ванной.

Он сразу понял и отправился мыть руки. Вообще-то она молодец, Тоня! Не сделала ему замечание при Саше, он бы со стыда сгорел. Саша была очень красивой и нравилась ему, и он уже придумал, как еще можно ее нарисовать – в скафандре на межгалактической станции, чтоб видно было глаза и темные волосы, намеком. И чтоб все вокруг синее, антрацитовое, тревожное.

– Я завтра в Тверь собиралась поехать, – сказала Тонечка. – Мне на почте адрес дали, вроде бы как раз племянницы. И не поеду.

– Почему?

– У Коли, который нас иногда подвозит, завтра большой праздник – Первое мая! Ты его видела, он на «скорой» приезжал за Лидией Ивановной.

– Я не заметила никакого Коли, – призналась Саша. – А ты без машины?

Тонечка кивнула.

В Дождев их с Родионом привез Герман. Он вернулся в середине дня с работы, сказал – собирайтесь, – погрузил их в машину вместе с кучей барахла и привез.

«Из Москвы нужно уезжать прямо сейчас, – объяснил он Тонечке. – Потом неизвестно, что будет. Может, военное положение введут, как в Китае, тогда точно уехать будет нельзя».

– Я бы тебя отвезла, – сказала Саша, пожалуй, виновато. – Но у меня завтра опять конференция и два совещания.

– Первого мая? – уточнила Тонечка, и Саша вдруг уставилась на нее.

– Вот черт, – выговорила она с изумлением. – У меня из головы вон! Завтра же выходной!

– А ты людям совещание назначила, – сказала Тонечка с невинным видом. – Они небось счастливы! И так кругом веселье, а тут еще начальство в праздник приказало перед компьютером сидеть!

– Наверное, нужно все отменить, – пробормотала Саша словно про себя. – Или уже поздно? Нет, еще можно отменить! Тоня, я прошу прощения! Мне нужно позвонить.

– Да, пожалуйста, пожалуйста!..

Саша ушла на террасу, оттуда донесся ее голос, который моментально стал очень деловым и уверенным. Тонечка собрала тарелки и глотнула еще шампанского.

– Утро красит нежным светом стены древнего Кремля, – пропела она. – Просыпается с рассветом вся советская земля. Холодок бежит за ворот, шум на улицах слышней, с добрым утром, милый город, сердце Родины моей…

– Что ты поешь? – спросил Родион. Он притащил из своей комнаты Сашины портреты и раскладывал их на столе.

– Первомайскую песню, – объяснила мачеха. – Родион, я думаю, Саше сейчас не до нашего… народного творчества.

– В смысле?

Тонечка усмехнулась.

Это было ее собственное выражение!..

«В смысле?» – вопрошала она, когда муж объявлял ей, что улетает в Питер, где застопорился какой-то проект.

«В смысле?» – грозно переспрашивала она, когда дочь Настя сообщала, что ночевать останется у подруги Кристины.

«В смысле?» – лепетала она, когда мать приглашала ее в Большой театр на места в Императорскую ложу.

Продолжить объяснения про уместность тех или иных действий она не успела.

Саша ввалилась в комнату, нос у нее покраснел от холода, а пальцы были синие.

– Там прям мороз. – Она пробежала прямиком к голландке, приложилась щекой и ладонями.

– Я все отменила, – сказала она и приложилась другой щекой. – Ликованию не было границ. Как хорошо, когда тепло! Хотя жару я не люблю.

– Я тоже, – поддержала Тонечка.

Тут Саша заметила на столе портреты и уставилась на них.

– Это Родион специально для тебя выставку устроил, – наблюдая за ней, сообщила Тонечка.

Саша подошла и стала рассматривать.

Вид у нее сделался растерянный.

– Это все ты нарисовал со вчерашнего дня? – спросила она мальчишку. – Глупый вопрос. Конечно, со вчерашнего. А почему я такая красивая?..

Тонечка усмехнулась. Родион ничего не понял.

– Потому что такая, – он пожал плечами. – Тоня сказала, что ты похожа… Тонь, на кого, ты сказала, она похожа?..

– Нельзя говорить о присутствующих в третьем лице, особенно о взрослых! Нужно сказать: на кого похожа Саша? Саша похожа на Наоми Кэмпбелл.

– Во, во! Только я не знаю, кто это такая!

Саша Шумакова посмотрела на Родиона с изумлением и восторгом.

– А можно мне… один взять?

Тот воодушевился:

– Конечно, можно!

– Ты мне, конечно, очень польстил…

– Что я сделал?!

– Ты сделал меня лучше, чем я на самом деле.

– Не-е, – протянул Родион и посмотрел сначала на Сашу, а потом на рисунок, сравнил.

Саша покраснела, словно перед кавалером на первом свидании.

Тонечка наблюдала за ней очень внимательно.

…Кто она такая? Она действительно красивая женщина, прав Родион, но непонятная. В ней совмещалось решительно несовместимое – начальственные интонации и умение смущаться, две конференции и три совещания в день и привычка открывать дверь попой, красота и фигуристость и полное равнодушие к собственному внешнему виду.

– Тогда выбери сам, – предложила непонятная Саша Родиону. – Какой портрет мне можно забрать?

Тот и думать не стал:

– Вот этот.

Тонечка подошла и посмотрела.

Ну, конечно. Он выбрал рисунок, где была особенно подчеркнута восточная, персидская внешность модели.

– Спасибо, Родион, – поблагодарила Саша. – И ты можешь называть меня на «ты».

Мальчишка понял, что это не просто предложение, а признание каких-то его достоинств, знак равенства – он такой же, как и она. Это было для него важно.

И это в первый раз – семья не в счет!.. В семье он моментально стал называть на «ты» и отца, и мать, то есть мачеху, и бабушку, и деда!.. Только строптивую и очень красивую Настю на «ты» называть было страшно, и он, разговаривая с ней, объезжал местоимения по касательной.