Онлайн книга «Рыжик»
|
Все заняты. Все при деле… А потом меня арестовали… Прилетела в дивизию, как всегда, сдала все. Сижу, жду, что мне назад приготовят. Подходят трое. Какой-то капитан и два бойца с винтовками. — Старший сержант Стирлец? — спрашивает капитан. Поднимаюсь. — Да, — отвечаю. — Вы арестованы! Сдать оружие! Я от неожиданности оторопела. Меня арестовывают? За что??? Стою растерянно… У меня выдирают из кобуры пистолет и толкают в спину. Иди, мол. Иду… В голове одни обрывки мыслей. За что??? Я ж не враг!!! Я же наша! Русская! Советская! Приводят. Запихивают в какое-то узкое помещение. Маленькое окошко с решеткой. Нары у стены… Камера… С меня сдергивают ремень, вытаскивают все из карманов. Часы. Награды. Обхлопали всю… Особенно жопу и сиськи… Даже сапоги с портянками содрали. Хорошо, хоть не забрали, здесь же бросили. Гремит, закрываясь, дверь. Я осталась одна в камере… Сажусь на нары… Подбираю свои сапоги и обуваюсь… Сижу, чего-то жду… За что?! Я же не враг! Я же своя!!! Осматриваюсь. В камере, кроме намертво закреплённых нар, есть только старое ведро в углу. Подошла, глянула. Воняет хлоркой из него. Параша наверное. Часа через два приходят и меня ведут куда-то. Кабинет. За большим столом сидит тот капитан. Меня усаживают на табурет перед столом. За спиной стоит мордоворот. «Прям как в фильмах…» — мелькает мысль. Капитан берет ручку и готовится записывать. — Фамилия. Имя. Отчество. Именно так, по раздельности, без интонаций. — Стирлец Мария Иосифовна. — Возраст. — Шестнадцать… — Национальность. — Немка… Советская. — Это мы еще разберемся, какая ты советская… — первая реакция на мои слова. А то прям, как робот. — Образование. — Девять классов. — Место проживания до войны. — Саратов. — Как оказалась возле границы. — К отцу приехала… На каникулы. — Где и кем была завербована. Что??? Он меня обвиняет в шпионаже, что-ли? — Повторяю вопрос. Где. И кем. Была завербована. Слегка повысил голос. — Советской властью, в день своего рождения… БАЦ!!! Я от удара улетаю к стене. Табурет падает. Это мордоворот, что за спиной стоял, меня так приложил. Ну да… Я то легче его в два раза… Правда и удара как такового почти не было. Что-то типа толчка-оплеухи по плечу. Вроде как напоминание, чтоб не дерзила. Поднимают. Снова усаживают. — Шуточки шутим? — аж шипит капитан. — Ничего! Ты у нас во всем признаешься! И как завербовали тебя признаешься, и как вредила Красной Армии! Выскакивает из-за стола и, нависая надо мной и брызгая слюнями, орет мне в лицо: — Думаешь, если сержантские петлицы нацепила, то все? Спряталась? От нас никто не спрячется! И пытается эти петлицы мне оторвать. Ну да… Конечно… Я их намертво пришила… Невольно улыбаюсь его попыткам. Тот замечает эту мою улыбку, звереет и с размаху бьёт меня по лицу. Я падаю назад с табурета и, падая, задеваю ногой капитана по бедру. Мордоворот не дал мне упасть до конца. Успел подхватить. Снова усаживает. Сука, губы мне разбил… Полный рот крови… Капитан весь красный и держится за ногу возле яиц… Глаза бешеные… Я что, ТУДА ударила его??? — Сопротивление? Нападение?! И лупит меня кулаком поддых, выбивая из меня дыхание… Я сгибаюсь. Брызги крови летят в лицо и на форму капитана… Ещё удар в лицо… Искры из глаз… Падаю на пол… Меня пинают сапогами… Темнота… Да что ж за проклятие такое? Чуть что, и я уже без сознания… Слабая у меня голова на удары… А потом сушняк меня мучает… Кажется, что болит всё у меня… Наверно только волосы не болят одни… Я снова в камере. На нарах валяюсь. Очнулась я там. Кое-как села… Кожу на лице всю стянуло. Губы-вареники. Один глаз заплыл. Хорошо, хоть нос не сломали. И зубы целые. Все это я осторожно обследовала руками. Гимнастёрка вся грязная и в крови. Штаны тоже. На вороте и левом рукаве не хватает пуговиц. Хорошо, что хоть не убил, козел… Интересно, я сколько здесь уже? За окошком день… Замечаю стоящую на грязном полу кружку. Вода… Хоть и теплая, и противная на вкус, но это вода. Стало немного полегче… Слегка мутит, но терпеть можно. Проковыляла до параши. Кое-как примостилась. Все тело болит, сука… Пописала, заглянула в ведро. Вроде крови не видно… Уже легче… Харкнула себе на ладонь. Тоже без крови… Похоже, что ничего критического… Жить, значит, буду… Вот только насколько долго? Это уже вопрос… Вытерев руку о штаны, поднялась и натянула их. Все равно вытираться нечем. Поесть мне не приносили. Только воду. Да и не хотелось есть, если честно. На допросы не таскали тоже. Я отлеживалась. Спала ночью не очень. В камере прохладно, а я в одной гимнастерке здесь. Хорошо хоть не х/б, а полушерстяная. В Саратове форму себе новую пошила. … Светает. Мне уже полегче сейчас. И глаз второй видеть начал. Небо за окном розовое. Утро красит нежным светом стены древнего Кремля… И мою камеру… Просыпается с рассветом вся Советская земля… И я тоже проснулась… Холодок бежит за ворот. Шум на улицах сильней… Ну да, прохладненько у меня в камере… С добрым утром, милый город! Сердце Родины моей… Только вот утро не совсем доброе… Мне принесли кусок хлеба и воды… Спасибо! Съедаю и выпиваю все… Никому я больше не нужна… Валяюсь на нарах дальше… Из дремоты вырывает скрежет ключа в замке. — С вещами на выход! Какие у меня вещи-то? Все на мне… Ведут в тот же кабинет. Опять на допрос??? За столом сидит лысоватый человек с ромбами в петлицах и звёздами на рукавах. На столе лежит фуражка. Хозяин кабинета стоит рядом. — Задержанная Стирлец доставлена, — докладывает конвоир. И после кивка ромбоносителя выходит. — Это ЧТО? — Оказывала сопротивление при задержании, товарищ… Ромбоноситель перебивает капитана: |