Онлайн книга «1917: Государь революции»
|
Я внимательно посмотрел на Батюшина. – Генерал, вы должны помнить, что это не закрытое заседание трибунала, а открытый процесс с адвокатами, репортерами и прочей мишурой, которая символизирует независимое правосудие. Гарантируете ли вы мне не только результат, но и безупречную картинку? Батюшин задумался. Через некоторое время он кивнул: – Да, мой государь! Доказательная база собрана, господин Рейли будет главным солистом, с остальными не будет критических проблем, даже если они начнут отпираться, поскольку свидетельств против них достаточно и свидетели готовы выступить в суде. Но вот только у меня нет полной уверенности в показаниях великого князя Кирилла Владимировича, уж слишком своенравно он себя ведет, явно рассчитывая на помощь великокняжеских родственников. Впрочем, это же относится и к его брату Борису Владимировичу. Генерал протянул мне тонкую папку. – Тут краткое извлечение из дел, государь. Все основные документы при мне, и, если будет угодно вашему императорскому величеству, то я могу предоставить все свидетельства незамедлительно. Я пробежал взглядом листки с резюме по делу. Вроде все красиво. Но зная эту эпоху, хочется подробностей. – Меня интересуют показания Рейли. В этот раз папка реальной толщины, куда большей, чем я показывал Гурко еще в Петрограде. Да, после нашего приватного общения господин Розенблюм явно пошел на поправку. Листы, листы, листы. Показания за показаниями. Свидетельства. Доносы. Местами даже чувствовалось злорадство. Видимо, не все, с кем приходилось иметь дело господину Рейли, ему нравились, и сейчас он их сдавал с явным удовольствием. Минут через пятнадцать я закрыл папку. Что ж, Розенблюм реально идет на поправку, так что может и не помрет в этот раз. Уж больно голос у больного прорезался, да и память стала просто на зависть многим. Ну, тем, кого еще не успели повесить. – Да, картина интересная. Сколько арестовали? Батюшин склонил голову и затем ответил: – Сто двадцать семь человек, включая великих князей, господ Родзянко, Милюкова, Гучкова, Джонсона и прочих. – Кстати о Родзянко. Как дела в Государственной Думе? Генерал кивнул. – Беседы проведены с большинством депутатов. Материалы, предоставленные Министерством внутренних дел на каждого из собеседников, очень помогли душевности разговора с каждым. – И?.. – Все будет нормально, ваше императорское величество. Я ручаюсь. – Ваши бы слова да Богу в уши. Вы знаете, чем рискуете? – Так точно, ваше императорское величество! Эх, нет у меня возможности проверить каждое слово! Пока нет. Но даст Бог пережить все это… – Генерал, я хочу, чтобы публичный процесс над изменниками мог начаться не позднее первого апреля. Это очень важно, вы меня понимаете? – Так точно, государь. – Батюшин поклонился. – Все будет сделано. – Прекрасно. Я рассчитываю на вас. Генерал вновь кивнул. – Каков шанс, что все арестованные по делу дадут показания? Батюшин покачал головой. – Трудно сказать, мой государь. Времени осталось мало, а вы повелели не портить экстерьер подсудимых, дабы не портить картинку для суда. Постараемся, но… Он развел руками. – И вы, надеюсь, понимаете, что все получат смертный приговор? – Так точно, ваше императорское величество. – И я, надеюсь, что вы понимаете, что для приговоренных к казни все только начинается? Батюшин посмотрел на меня внимательно. Я продолжил: – Генерал, я требую информации. Судьба приговоренных к смерти меня не интересует. Можете им обещать что угодно. Можете им обещать комфортную жизнь, сохранение имущества и новый паспорт. Можете порезать их на пулеметные ленты, пообещать арестовать всю семью и проклясть их род до седьмого колена. Делайте, что считаете нужным, но дайте мне информацию. Мне нужны сведения по трем направлениям: подрывная деятельность против государства, коррупция и участие в тайных обществах любого свойства. Вы меня поняли? Батюшин выдержал мой взгляд и кивнул. – Так точно, ваше императорское величество! Я внимательно посмотрел ему в глаза. – Что-то еще, Николай Степанович? Генерал кивнул. – Я хотел бы получить ваше добро на арест некоторых лиц, государь… Париж. Франция. 18 (31) марта 1917 года Место действия: Париж, бульвар Инвалидов. Действующие лица: двое в штатском, один с бородой, другой гладко выбрит. – Здравия желаю, ваше высокопревосходительство! – отчеканил гладковыбритый, вытягиваясь перед сидящим. Бородатый вздрогнул и обеспокоенно завертел головой. Затем его взгляд с явным трудом фокусируется на лице стоящего. Наконец старик молвил: – Я вас определенно уже видел. Где-то… Стоящий коротко кивнул. – Смею напомнить, ваше высокопревосходительство, имел честь участвовать в неких, известных вам событиях в городе Могилеве две недели назад. Штабс-капитан Мостовский к вашим услугам, ваше высокопревосходительство! В глазах бородатого мелькнуло узнавание, но напряжение лишь усилилось. Старик еще раз оглянулся по сторонам, а затем спросил: – Каким ветром вы здесь, штабс-капитан? Мостовский бодро отрапортовал: – Получил предписание о переводе в 1-ю особую пехотную бригаду Русского экспедиционного корпуса, ваше высокопревосходительство! – А, и вас тоже того… – старик усмехнулся каким-то своим мыслям. – Такова благодарность высочайших особ, штабс-капитан, такова их благодарность… Мостовский не счел нужным комментировать данное утверждение, предпочтя промолчать. Но старик явно расслабился. Он вдруг благожелательно указал на стул с другой стороны столика, за которым сидел. – Присаживайтесь, штабс-капитан, присаживайтесь. На нас и так уже косятся. Тот присел на краешек стула и бросил короткий взгляд на бутылку вина на столе. Вина там осталось немного, впрочем, судя по состоянию человека с бородой, эта бутылка, видимо, была уже не первой. – Гарсон! Еще бутылку и бокал моему гостю! Официант мгновенно испарился, и через короткое время перед Мостовским уже наполнялся бокал. Генерал пригубил и скривился. – Гадость! И водки у них нет… Александр Петрович вновь счел за благо промолчать. Впрочем, генерал и не нуждался в собеседниках, поскольку говорил сам. |