Книга Кровь и молоко, страница 44 – Катерина Райдер

Амелия так яростно отрицала зависимость, свято убеждённая в отсутствии подобных слабостей у себя, что и не заметила, как стала рабой обстоятельств. Страх нищеты, неприятие осуждений, жажда лучшей жизни – что это, как не зависимость?.. День за днём, месяц за месяцем, год за годом Говард ломала свою добродетель, лепя из себя человека стойкого и бездушного. Байрон был прав, она превратила свою жизнь в шахматную партию. Вот только к чему привела её эта игра? Шах, мат, и голова на плахе!

Ровно в восемь утра в камеру вошёл конвоир. Он на удивление учтиво поклонился и попросил леди собираться, сам же скоро вышел в коридор.

Амелия поднялась с лежанки, отряхнула платье и поправила растрепавшуюся причёску. От завтрака леди отказалась. Она искренне уповала на мистера Гудмена и на то, что после допроса в камеру возвращаться не придётся.

Безликий коридор показался леди нескончаемым, узкие лабиринты тюрьмы заставляли её сердце сжиматься от страха. План адвоката имел все шансы на успех, но после разговора с Даниэлем Амелию не отпускали мысли, что сын Питера останется глух ко всем доводам. Впрочем, Говард собиралась убеждать не его, а судью, который занял место её покойного супруга.

Наконец давление стен закончилось. Амелию вывели в главный зал на первом этаже. Она сразу же увидела Джеймса, что торопливо двинулся ей навстречу. Говард радостно улыбнулась, но, столкнувшись с джентльменом взглядом, тотчас почувствовала неладное. Гудмен смотрел на неё так, словно они заведомо проиграли. Будто бы Амелии предстояло не предварительное слушание, а смертная казнь.

Леди ускорила шаг. Сердце забилось в истерике, болезненно сдавливая грудь. Джеймс уже почти бежал к своей клиентке. Странно, но конвоир не обращал на заключённую и её адвоката ровно никакого внимания, а когда Амелия обернулась, чтобы посмотреть на тюремщика, дабы ненароком не совершить нечто неположенное, то и вовсе не обнаружила его подле.

В тот же миг Гудмен оказался рядом. Совершенно бестактно он обнял даму так крепко, словно они были добрыми друзьями и не виделись много лет. Его сильные руки зажали стройный девичий стан в тиски, отрывая точно пёрышко от земли, резко разворачивая спиной к главному входу.

– Что происходит? – недоуменно спросила Амелия, пытаясь поймать взгляд джентльмена.

– Я умоляю вас, держите себя в руках…

Говард нервно мотнула головой, совершенно ничего не понимая, и невольно обернулась через плечо. То, что она увидела, не просто выбило почву из-под ног, которые и без того еле касались пола, оно пробило грудь и пронзило сердце нестерпимой болью. Как славно, что Гудмен столь крепко удерживал леди в своих объятьях, ведь иначе она непременно бы рухнула наземь или бросилась на полицейских, которые вели под конвоем Томаса Рэнделла.

– Что? Какого чёрта, Даниэль?! – закричала она, пытаясь вырваться из рук адвоката.

Байрон шёл позади. Взгляд холодный, не выдающий эмоций, движения сдержанные, даже немного медлительные. Он вскользь посмотрел на Амелию, но ничего не ответил.

– С вас сняли все обвинения, – тихо прошептал Гудмен, глядя разочарованно на Рэнделла, который, в свою очередь, благодарно ему кивнул.

– Томас! Нет! Отпустите меня! – леди рвалась к возлюбленному, а его уводили всё дальше во чрево тюремных коридоров.

Совершенно неожиданно Амелия таки смогла вывернуться из хватки Гудмена, наступив ему со всей мочи на ногу, и бросилась вслед за конвоем.

– Мисс Говард, прошу вас! Вы сделаете только хуже! – крикнул ей вслед адвокат, но девушка его не слушала.

Она преодолела холл, скользя по мраморному полу, точно по льду, забежала в узкий коридор и, отпихнув в сторону Байрона, прорвалась к возлюбленному.

Её ладони успели накрыть скулы мужчины. Потемневшие от горя глаза заволокла слёзная пелена. Более не думая ни о чём, Говард прильнула к обветренным губам возлюбленного, но уже через мгновенье её оттащил один из инспекторов.

– Что вы творите, Амелия? – рявкнул детектив, но девушке было не до условностей и правил, её мир стремительно превращался в руины, добивая и без того ослабевшую волю огромными валунами горьких истин.

Человек, которого она любила, был закован в цепи. На высоком лбу виднелись ссадины. Чёрные кудри спутаны у висков и выпачканы в кровавой грязи. Должно быть, Томас сопротивлялся! А может, Байрон, как и в случае с Фостером, решил отыграться на американце за то, что Амелия предпочла его?

– Не смейте к ней прикасаться! – взревел арестант, что до этого держался отстранённо.

– Том! Томас, прости меня! – зашлась плачем Амелия, пытаясь вырваться из цепких пальцев служителя закона.

– Что бы они тебе ни сказали, знай, я не убивал судью! И я люблю тебя, Амелия, слышишь? Я люблю тебя… – успел выкрикнуть Рэнделл до того, как его вытолкали силой в смежный коридор.

– Ты ублюдок! – взвыла леди, пытаясь схватить Даниэля за пиджак.

Он смотрел на неё потрясённо. Впервые в жизни Байрон видел на лице этой женщины искренние эмоции. И это столь шокировало, что джентльмен был не в силах произнести ни слова, лишь жестом приказал инспектору вывести бьющуюся в истерике даму и молча отправился вслед за Томасом.

Спустя полчаса Амелия листала материалы дела, которые удалось заполучить Гудмену. Они сидели в небольшом ресторане недалеко от здания суда. Руки леди были охвачены нервной дрожью, глаза опухли от слёз, а душа звенела пустотой, как иссохший колодец.

– Томас Уэбстер, – задумчиво произнесла Говард, проведя по начертанному пером имени. – Значит, он англичанин…

– Выходит так, – кивнул Джеймс.

Леди вдруг вздрогнула и посмотрела на адвоката.

– Ты знал?

– Нет, – с прискорбием ответил мужчина. – Когда мы познакомились в университете, Томас уже носил фамилию Рэнделл. Его легенда мало чем отличалась от нынешней. Богатый, избалованный вниманием женщин американец, приехал в Англию за достойным образованием.

– Я не понимаю… Здесь указан мотив – месть, – Амелия устало уронила голову в ладони, закрыв глаза.

Гудмен тяжело выдохнул и, размяв большими пальцами виски, попытался объяснить своей клиентке положение дел, так как она явно была не в состоянии разобраться в бумагах самостоятельно.

– Томас родился и вырос в Лондоне. Его отец и мать работали в доме судьи. Когда ему было около десяти лет, мистера Уэбстера обвинили в измене Англии, что-то связанное с распространением листовок мятежного характера. Он был убит в тюрьме, так и не дождавшись слушания по своему делу. Спустя полгода мать Томаса покончила с собой в доме, как вы уже могли догадаться, Питера Байрона.

– А сам Томас? Что случилось с ним, как он оказался в Америке?

– Не знаю, мне известно лишь то, что после похорон миссис Уэбстер мальчик сбежал, просто исчез.

– Но ведь эта история не доказывает его вину! – встрепенувшись, смахивая с лица слёзы, возмутилась Амелия.