Книга Под маятником солнца, страница 51 – Джаннет Инг

– Понимаю, – я была все еще ошеломлена этим открытием. Мой взгляд метался из стороны в сторону, осматривал каждую фигуру. Холодок пробежал по спине, когда я поняла, что ни один человек вокруг – не настоящий.

– Фейри прекрасно знакомы с искусством иллюзий, но их собственные создания… ну, скажем так, не очень предсказуемы. Фейри не очень дается работа с металлами, а куклы из плоти совсем не то же самое. Слишком много переменных. Отличные люди, но просто ужасные механизмы. Слишком много думают, или, по крайней мере, слишком много думают о том, что думают. – Резко, словно один из его собственных автоматонов, мистер Уорнер хлопнул в ладоши. – Но мне пора возвращаться к работе. И, несмотря на то, что я буду здесь вечно, к вечеру все должно быть идеально. Приказ Бледной Королевы.

Он щелкнул пальцами, и птицы на хорах снова запели, каждая дрожащая нота наполняла ледяной зал своим чистым совершенством. Автоматоны задвигались в такт музыке.

Это походило на огромные часы с движущимися фигурками.

– Кэти, ты считаешь меня красивым? – спросил Лаон, пока мы наблюдали за кружившимися вокруг нас танцорами.

Ответ сорвался с языка прежде, чем я успела его удержать, и прозвучал без малейшего сомнения:

– Нет.

Брат нахмурился.

– Не хотела, чтобы вышло так жестоко, Лаон, – сказала я. – Это глупый вопрос. Я не смотрела на тебя…

Поймав его взгляд, я склонила голову набок и неуверенно улыбнулась. Затем погладила брату нахмуренный лоб холодными пальцами и заправила прядь его темных волос за ухо. Шагнула к нему, чтобы лучше разглядеть. От непривычной близости у меня на щеках вспыхнул румянец. Не спрашивая разрешения, я потянулась и развязала ленту его маски. Та упала у Лаона с лица, а я все смотрела. Впервые за очень долгое время просто смотрела на лицо брата. Это было странно, ведь оно казалось мне таким знакомым, но что-то скрывалось за его настроением и переменами, что-то было в тонком изгибе рта и сиянии глаз.

И вот я попыталась увидеть Лаона глазами незнакомки. Как бы другая оценила его большие голубые глаза, длинные каштановые ресницы, гордый рот?

Его лицо, конечно, притягивало взгляд. Чистые, ясные черты, напоминавшие о классических статуях, твердая линия подбородка и прямой нос, широкий лоб, бесцветный и неподвижный, словно выточенный из мрамора. Я с готовностью увидела в нем собственное отражение, но если мой вариант нес в себе некую нелестную шероховатость, его обладал совершенством и гармонией. Это были мои тусклые глаза, но более ясные и голубые, мои кудри, но более мягкие, мои губы, но более полные.

Посчитает ли его незнакомка таким же красивым, каким считаю я?

Заметит ли в его ноздрях, лбу, губах нечто, что, по моему мнению, указывало на беспокойную и пылкую натуру?

– Красота не имеет большого значения, брат. Вряд ли она вообще имеет значение, – произнесла я, заставляя себя отвести взгляд.

– Неужели? И ты не перечисляла в уме мои многочисленные недостатки? – Он фыркнул от смеха, и я украдкой снова взглянула на него. – Знаю я этот твой пронзительный взгляд, Кэти.

– Тогда знаешь и то, что не стоит дальше на меня давить, – ответила я. – Если хочешь, могу отказаться от своего первого ответа. Но другого ты не получишь.

Звон колоколов возвестил о прибытии настоящих гостей.

Мы с Лаоном побрели к парадным дверям, вслух гадая о том, кого же пригласила Бледная Королева. Под ногами похрустывали серебряные и золотые листья, впечатываясь в пышные восточные ковры. Между зеркалами и портретами длинной галереи можно было разглядеть не больше дюйма дамасских обоев. Весело потрескивал большой камин, его высокое и горячее пламя довершало иллюзию зимы.

Первым это увидел Лаон.

Он ткнул пальцем в сторону стены, я проследила за его жестом до щели, которая появилась на обоях между одним из портретов и украшенным драгоценными камнями зеркалом.

Внезапно в щель вонзился нож и неровно разрезал ее донизу. Даже со своего места я видела, что за порванной бумагой лишь голая кирпичная кладка, а вовсе не какое-то иное место. И все же из прорехи в обоях потоком заструились стрекозы, каждая из которых несла в своем раздвоенном хвосте переливающуюся тьму.

Следом внутрь шагнула старуха с оленьими рогами. Она втащила за собой трех смеющихся призраков, фигуры которых вырисовывались из клубящегося дыма. Ветвистые рога старухи украшали извивающиеся розовые дождевые черви. Призраки сбросили капюшоны, под которыми оказались плотные и похожие на человеческие лица, и скинули с плеч скрывавший их туман.

И тут портреты зашевелились.

В основном на картинах были изображены вполне человеческие лица и вполне человеческие наряды, но когда изображенные создания принялись вставать и выбираться из своих полотен, стало ясно, что первое впечатление было ошибочным. Тюдоровская дама в гейбле ^[70] оказалась наполовину змеей и перекинула через раму свой длинный блестящий хвост. Мужчины превратились в кентавров, отступили от края картины, а затем галопом помчались к нам и запрыгнули в галерею. Бархатные одежды одной из леди распахнулись, когда она поднялась, и я увидела, что все у нее – и платье, и украшения, и плоть – из розового мрамора.

Войдя в длинную галерею, гости огляделись своими нарисованными глазами. Шероховатость масла, отпечатки пальцев художника, мазки кисти по-прежнему были заметны на их неподвижных лицах.

Затем лица отделились и стали масками на украшенных лентами ручках. У многих под ними была лишь странная пустота. Исключением из правила была каменная женщина, поскольку оказалась целиком выточенной из мрамора. Взгляд ее ничего не выражал. Пострадавшая от непогоды и осыпающаяся, она лишилась носа и половины подбородка.

Усеивавшие галерею листья прорезали светящиеся письмена. Разобрать текст было невозможно, но он начал выгибаться, пока не сложился в круг. Вдалеке ударил гром, и в центре круга появился человек в красном колпаке. Он помахал рукой другому фейри, и я увидела на его ладонях глаза, которые плакали кровью. Когда мужчина вошел в бальный зал, его спутник протянул ему одну из масок.

– Кажется, она пригласила всех, – пробормотала я. Странность и многообразие гостей снова поразили меня, я поняла, насколько глупа, поверхностна и ограниченна теория Парацельса для понимания фейри. – Кроме Парацельса. Не думаю, что его хоть когда-нибудь приглашали на званые вечера.

Лаон оглянулся и в замешательстве нахмурил брови.

– Иначе он встретил бы там половину этих фейри, – пояснила я, – и тогда пересмотрел бы свою теорию о стихиях.

– Ну, не знаю, фейри с рыдающими-кровью-глазами-на-ладонях можно привязать к воде, – сухо заметил брат.

Из камина повалил дым. Раздался тяжелый стук и треск дров.