
Онлайн книга «То, что делает меня»
Алина Тарасовна готова была продолжать, но Лёха насмешливо перебил: — Вот-вот. Я про то и говорю. Лететь её тянет. Ага. Камнем на дно. Народ расшумелся ещё больше. И русичка, сообразив, что процитировала не лучший фрагмент, беспомощно воскликнула: — Это же классика, как тебе не стыдно?! — А что в этом стыдного? — парировал Лёха. — Не я же эту унылую депрессуху написал. — Первый день, Криворотов, а ты меня уже вывел! — Извините. Я не хотел. — Про Катерину я уже всё поняла! Может, вспомнишь что-то ещё? Расскажешь о Базарове или Обломове? — Расскажу, конечно, — охотно согласился Лёха. — И Обломов, и Базаров, два очень мутных персонажа. — Каких-каких? — Неоднозначных. — Та-а-ак, — на миг распаленное лицо Алины Тарасовны посветлело. — Хорошо. И в чем же их неоднозначность? — Базаров только и делает, что со всеми базарит, а Обломов — всех обламывает, — на одном дыхание весело выпалил Леха, уже окончательно играя на публику. — Садись, клоун, — с трудом сдерживая гнев, презрительно фыркнула она. — Как был дегенератом, так и остался. По классу прокатился ропот. Народ явно был на Лёхиной стороне, и тот сел на место с видом победителя. — Было прикольно, — сказал я ему, как только мы вышли из класса после звонка. — У нас бы за такое к директору потащили. — А смысл? Я обернулся — та самая рыжая, похожая на Трисс, девчонка. И всё, что я собирался сказать Лёхе секунду назад, моментально вылетело из головы. — За одиннадцать лет наш директор насмотрелся на Криворотова во всех видах, — поравнявшись со мной, девушка продолжила идти рядом. — Вот и нет, — громко откликнулся Лёха. — Далеко не во всех. — А вдруг она подписана на твою Инсту? — засмеялась рыжая. — Тогда во всех, — весело признал он, поднимая с пола сделанный как заколка-прищепка белый бант. — Но, не за одиннадцать. Я же с третьего к вам пришел. — Думаю, ей и последних двух лет вполне достаточно. Они ускорились и ушли вперед. Вблизи девушка понравилась мне ещё больше: улыбка широкая и тёплая, глаза светло-серые, дымчатые, как утренний туман, а непослушные волосы такого мягкого оттенка рыжего, вроде осенних листьев или мёда. На четвертом уроке выяснилось, что у нас физкультура. Формы, естественно, ни у кого не было, но на стадион всё равно погнали. На улице стояла дикая духота и безветрие, а с правой стороны уверенно ползала густая сине-черная туча, и спокойное ясное небо постепенно приобретало тревожный желтоватый оттенок. Физрук Василий Викторович, кривоногий коротышка с торчащими в стороны усами и странным прозвищем — Полтинник, с вызовом зыркнул в сторону тучи, презрительно хмыкнул и велел всем построиться. Без восторга оглядел весьма малочисленный ряд, а заметив меня, подошел. Пощупал мышцы, легонько ударил кулаком в живот. Потом резюмировал: — Ладно, сойдет. Спортом занимаешься? — В позапрошлом году футбол бросил. — Ну и дурак. Он не спеша двинулся дальше, но вдруг, через пару человек от меня, встал, как вкопанный, с полнейшим недоумением на лице. Я высунулся посмотреть, чего там такого интересного. И все тоже посмотрели. На Дятла. Стоял себе, ровненько, старательно вытянувшись по команде "смирно", и даже не подозревал, что голову его украшал пышный и нарядный белый бант. Тот самый, который Лёха на полу нашел. Девчонки закатились, парни захрюкали. Удивленное лицо Дятла, взволнованно хлопающего ресницами и крутящего головой в поисках того, что вызывает такое неудержимое веселье, выглядело нереально комично. — Это что за барышня у нас? — подлил масла в огонь Полтинник. — Тоже новенькая? — Нет, — совершенно серьёзно ответил Дятел. — Это же я — Ваня Соломин. — Не может быть! — физрук сделал вид, что страшно удивлен. — Соломин? А как изменился! — Да, мама тоже говорит, что я вырос. Дятел вел себя как полный ишак. Мне было смешно и одновременно ужасно неловко за него. Угораздило же заиметь такого родственника. У всех началась истерика, Лёха аж вывалился из строя, корчась в немых судорогах. — Ладно, — сказал Полтинник, — ходи, как тебе нравится. А потом заставил всех парней бежать два круга по стадиону, а девчонкам разрешил "совершить лёгкий моцион", потому что они в юбках и на каблуках. Но осилить мы успели только один круг, черная туча стремительно заволокла небо над нашими головами и внутри неё послышались глухие раскаты. — Так, ребята, хорош! Быстро в школу! — крикнул физрук. Насчет этого упрашивать было не нужно. Помчались наперегонки, но дождь всё равно жестоко настиг возле крыльца. Рубашка промокла в одно мгновение. Залетели толпой под навес и замерли, глядя на плотную, гудящую стену воды. И вдруг Тифон как засвистит. Девчонки раскричались на него, а я глянул и обалдел. Посреди стадиона, под проливными потоками задрав голову и подняв руки к небу, стояла та рыжая. Странное, немного неправдоподобное зрелище, будто она вдруг вообразила себя могущественной повелительницей стихии. — Эй… Чё залипла? Иди сюда! — крикнул Леха. Но с таким же успехом он мог бы звать фонарный столб. — Миронова! Зоя, чтоб тебя! Хриплый голос потонул в новом раскате. Тогда Трифонов, громко чертыхаясь, спрыгнул с крыльца и, прикрывая голову руками, бросился к ней. Следом рванул и Лёха. В ту же минуту сверкнула молния, и оглушительный удар накрыл всё вокруг. — А…а…а! — заорал кто-то сзади. — Ёперный театр! Одноклассники повалили в школу. Сквозь мутную серую толщу дождя разглядеть, что происходит на стадионе, было довольно проблематично, но я видел, как Трифонов бесцеремонно подхватил Зою под коленки, перекинул через плечо и потащил к школе. Принес, поставил под крышу и принялся вытирать ей лицо своей банданой. Зоя взвизгнула, засмеялась и стала отбиваться, точно это какая-то веселая игра. Но Тифон был разозлен и шутить явно не настроен, поэтому, когда она попыталась укусить его за руку, выдал такую тираду относительно её выходки, что остававшиеся на крыльце девчонки быстренько ретировались. Я же присел на корточки неподалёку от них и сделал вид, что вожусь с кедами. Мокрая Зоя — зрелище не для слабонервных: плотно облепившая тело белая блузка, блестящие босые ноги, рассыпавшаяся по плечам под тяжестью воды рыжая копна. В какой-то момент мне показалось, что я сплю и она мне снится, но резкий требовательный голос Трифонова жестоко вырвал из нахлынувших грез. Ему, похоже, на всю эту красоту было до лампочки. |