Наконец, входная дверь распахнулась, и в дом ввалилась окутанная клубами морозного воздуха девушка. Поставив ружьё в угол, сняла телогрейку и повесила ее на крючок. Разулась, стянула с головы шерстяной платок.
Алла Дмитриевна с интересом наблюдала за ней. Хмыкнула про себя — эта худенькая пичужка должна рассказать про ее сына? Наверное, зря она сюда приехала, лучше бы провела время с Ленкой.
Рая вскочила из-за стола, попыталась сказать вошедшей причину их приезда.
Неожиданно разрумянившееся лицо девушки побледнело, большие тёмные, как у оленя, глаза сузились. Она подняла руку вверх, схватилась за голову.
Алле Дмитриевне показалось, что она сейчас упадёт в обморок, но неожиданно она заговорила каким-то глухим голосом.
— Максим... он идёт по следу... Снег... много снега... он нашёл его. Борьба. Бьет. Выстрел. Ещё один...
Девушка замолчала, пустыми глазами глядя в пространство перед собой. Рая охнула и присела на стул. Вошла Александра Петровна и, взяв ту за плечи, подтолкнула к выходу.
— Иди, иди, оставь их одних. Здесь много личного.
— А дальше, дальше? — Алла Дмитриевна стиснула на груди руки.
Ульяна неожиданно улыбнулась, все также глядя вникуда.
— Спит... ему хорошо...
— Умер... — прошептала Алла Дмитриевна. — Боженьки ты мой!
— Спит, ему тепло и уютно. Пламя свечи. Совсем рядом. Живой.
Женщина упала на колени, обхватила ноги Ульяны обеими руками.
— Жив? Жив! Мой малыш...
— Он едет... большой город... чёрный человек, деньги, Лора! Лора!
Девушка сморщилась, обхватила себя руками, будто внезапно подул холодный ветер.
— Беги, беги, малыш! Прячься!
Алла Дмитриевна в ужасе глядела на Ульяну. Женщине хотелось заткнуть уши, только бы не слышать все это. Мучительные воспоминания теперь перемешались с событиями, о которых она не имела понятия.
— Не бей, не бей меня, прошу... Я останусь с тобой...
Девушка вдруг закричала и рухнула на пол.
— Что? Что с ней? — Алла Дмитриевна подползла на коленях к лежавшей без чувств Ульяне, обернулась к вошедшей Александре Петровне.
— Она скоро придёт в себя. Слишком много тёмного.
— Ее же надо перенести куда-нибудь на диван.
Женщина склонилась над Ульяной, всматривалась в ее лицо. Минуту назад искаженное от страха, теперь оно было умиротворенным. Казалось, все произошедшее было каким-то сном. Алла Дмитриевна даже ущипнула себя.
Тёмные ресницы дрогнули, с губ Ульяны слетел слабый вздох. Алла Дмитриевна взяла ее руку в свою, улыбаясь. Глаза девушки распахнулись. С минуту она смотрела на женщину бездонными, как ночь, глазами. Стояла такая тишина, что слышно было тиканье часов в соседней комнате.
— Вы ему не мать...
Глаза ее вновь закрылись, и она уже не увидела, как Алла Дмитриевна всхлипнула, пряча лицо в ладонях.
Глава 9
За окном было темно. Я села на кровати. Почему я в одежде? Который сейчас час?
Нащупав кнопку, включила ночник и тут же наткнулась на укоризненный взгляд бабушки, сидевшей на стуле напротив.
— Проснулась?
Я пропустила ее вопрос мимо ушей, вскочила, накидывая халат. Мне надо бежать. В сарае лежит мой раненый, он один там, и я даже не знаю, сколько прошло времени с тех пор, как видела его последний раз.
— Стой! — Я вздрогнула. Голос бабы Шуры был строгий. Она встала и, подойдя ко мне, взяла меня за плечи. — Ульяна, что ты делаешь?
Боже мой, неужели она все поняла?
— Почему ты не сказала этой женщине, где ее сын. Ему нужно домой.
— Какой женщине? — Я начала вспоминать, что в доме кто-кто был, когда я вошла с улицы. — Я не понимаю, о чем ты говоришь, ба.
Бабушка испытующе посмотрела мне в лицо.
— Ты что, ничего не помнишь?
Я помотала головой. Баба Шура вздохнула. Почему-то ее глаза были грустными.
— Его зовут Максим. Это ты хоть знаешь?
Слегка выпятив нижнюю губу, я вновь отрицательно покачала головой.
— Ба, он молчит.
— Зачем ты его держишь, Ульяна?
— Ба...
— Ульяна, не глупи. Ему нужна помощь. Дух сказал, что он ранен.
— Я вытащила пули.
Она с изумлением посмотрела на меня — не ожидала. Но я совершенно не чувствовала себя какой-то героиней, нет, скорее, маленькой побитой собачонкой. Мне было стыдно. Ну кто я такая, чтобы решать за этого мужчину? Конечно, ему бы было намного лучше в больнице.
От мыслей, что почти неделю я поила его лечебными настойками и делала самодельные перевязки, мои щёки вспыхнули. А все потому, что захотела попрактиковаться на нем в использовании своей Силы.
— Наверное, надо поехать в соседнее село и рассказать это матери этого мужика... — пробормотала я, отводя глаза в сторону.
— Поздно, внучка, они уехали. Уже двое суток прошло.
— Как? — кровь отлила от моего лица. — Он... он там один.
Бабушка хмыкнула, жестом останавливая меня, готовую бежать.
— Весна пришла и отвела меня к нему. Я присмотрела за твоим Максимом.
«Моим». Ох, от этих слов в груди у меня разлилась тёплая нега. О чем я? Раненый, беспомощный, неизвестно кто, да и вообще не в моем вкусе.
— Вот что, Ульяна. Перенесём его в дом. Нечего парню там лежать как беспризорнику. А потом... потом надо сообщить его родным.
Опустив голову, я кивнула.
* * *
Максу опять снился сон с этой девушкой, только теперь он стоял напротив неё так близко, что кончики ее грудей касались его тела, и от этого у него бегали по всему телу мурашки, а внутри замирало все, как в детстве, когда он качался на качелях.
Ладони на ее плечах — слегка шершавые и огрубевшие на шелковистой коже. Ему хотелось гладить ее руки, спину, провести пальцами по ямочке позади шеи, зарыться лицом в блестящие волосы, которые в лучах солнца имели мягкий карамельный оттенок. Или нет, цвет мёда из гречихи. Мама всегда брала такой на рынке. Интересно, ее губы тоже имеют вкус мёда?
