
Онлайн книга «Сад утрат и надежд»
– Это, впрочем, не рядовой эскиз; он был сделан для картины, которая когда-то была, пожалуй, самой знаменитой в мире. Сейчас ко мне подошел Генри Кудлип из аукционного дома «Дауниc», кто проведет аукцион. – Который проведет аукцион, – машинально пробормотала Джульет. – Это твой босс? Шикарный парень? – спросил Мэтт, мгновенно заинтересовавшись. Он повернул Санди на его стульчике и поцеловал. – Эй, малыш. – Он взъерошил его пышные, золотые волосы. В это время из приемника гремел сквозь потрескивание статических помех зычный голос Генри Кудлипа, словно у радиоволн не хватало сил его сдерживать. – Сок! – Санди заплакал. – Сок, мама, сок, сок! – Никто не знает, почему художник сжег «Сад утрат и надежд». Он был не в себе, вот и все. Он был болен. Странный парень. – Но почему картина была так популярна? – Джон, я не могу вам сказать. – Эксперты, – фыркнул Мэтт. – Упаси нас бог от таких экспертов. Джульет улыбнулась. Она стояла, скрестив руки на груди, возле радио. – …несомненно оказалась созвучной настроениям британской публики, когда была написана… Ее называли самой трогательной в мире картиной, и это было ее уникальным торговым предложением. Взрослые мужчины стояли перед ней и рыдали. Дети художника, запечатленные в момент невинного созерцания в его саду, словно волшебные эльфы… как вы, вероятно, знаете, они оба… – Мам, а что случится, если вставить шарик в попку? – заорала Айла, стоя рядом с ней. – Это замечательно, милая, – шшш, минутку… – …умерли через несколько лет, – говорил Генри Кудлип. – Это действительно медитация на тему детства… – Кто умер? – тут же спросила Айла. – Заткнись, Санди! – Никто. Это было давным-давно, и ты их не знаешь. Не беспокойся, – машинально пробормотала Джульетт и наклонилась к Санди, который лежал на полу, кричал «СОК» и колотил по полу пластиковой чашкой IKEA. – Почему они умерли? – Какой ужас. И я полагаю, что все захотят узнать… – Потому что их тела стали старыми, а вообще, они жили долго и счастливо. Ешь быстрее, милая… – …остались ли от оригинала другие эскизы или изображения? – Увы, нет! – Генри Кудлип сообщил об этом почти с удовольствием. – У нас больше ничего нет, вот почему так важен этот эскиз. – Сейчас к нам присоединился Сэм Хэмилтон, с прошлой недели новый директор оксфордского Музея Фентиман, где находится наиболее значительная коллекция викторианского и эдвардианского искусства. Сэм Хэмилтон, благодарю вас… – О, не может быть, – прошипела Джульет. – Господи. Господи! Проклятье! Сэм Хэмилтон? Классический самодовольный павлин! Черт побери! – Ее пальцы дотронулись до горячего чайника: она выругалась, сунула их в рот и поморщилась, но не отошла от радио. – Значит, Фентиман намерен делать сегодня ставки? – Привет, Джон, спасибо, что пригласил меня. Нет – боюсь, что этот эскиз немного выходит за рамки наших финансовых возможностей. Это… – Почему ты не любишь этого человека? – Я училась с ним в университете, – ответила Джульет, забыв про самоцензуру. – Он из Канады. Господи, тот еще тип. Карьерист и всезнайка. Носил всегда только две футболки – одна с Джастин Фришманн, другая с рок-группой Pulp и носки с сандалиями «Биркеншток». И он бросил мою подругу. – Ма, я ничего не поняла из твоих слов. – Ничего, не важно. Просто он всегда был высокомерным и одевался как… впрочем, ладно! Нехорошо быть злопамятной, правда? Я уверена, что теперь он абсолютно приятный… – Как это – «бросил»? Как сделал Адам с Дарси в «Холлиокс» [1]? – Почему ты смотришь «Холлиокс»? – Я никогда не слышал, чтобы ты упоминала его, – сказал Мэтт. – Я не видела его двадцать лет. Он… ну я не удивлена, что он стал директором музея и закорешился с Генри Кудлипом, чтобы сказать пару фраз на «Радио-4». Одним словом, он… – Она тряхнула головой. – Сэм Хэмилтон. Типичный. – Любой ценитель викторианского искусства хотел бы владеть им. Нед Хорнер сегодня сильно недооценен из-за успеха и последующей гибели «Сада утрат и надежд» и обвинений, которые сыпались на него в последние годы жизни… он очень огорчался из-за них, как и его вдова Лидди Хорнер, жена художника. Они были замечательной парой, встретились очень молодыми, при чрезвычайных обстоятельствах. Генри Кудлип перебил его: – Между прочим, его правнучка работает в… – Мам! – крикнула Би с верхней площадки лестницы. – Минутку, еще одну минутку, – ой, Санди, тише, милый. – Джульет Хорнер, она у нас одна из экспертов по викторианскому искусству. – У вас работает правнучка художника? – Да, в данный момент. Мы всегда спрашивали у нее, нет ли у нее на чердаке и других картин, которые мы сможем тут продать, ха-ха-ха. – Они говорят обо мне! – сказала Джульет, пытаясь изобразить восторг, но Санди играл с половинкой луковицы, почему-то валявшейся на полу, а Мэтт явно не слушал. Только Айла взглянула на нее и с улыбкой сказала: – Конечно, мамочка! – Но нет, эскиз стал для нее полной неожиданностью – для всех нас, когда его принес анонимный владелец. – Потрясающе. Что ж, удачи вам сегодня. Это был Генри Кудлип из аукционного дома «Даунис», где продается этот эскиз… Итак, сейчас без двух минут восемь, вторник, 17 мая, и мы переходим к… – Что он имел в виду, сказав, что ты работаешь там «в данный момент»? – спросил Мэтт. – Что? – Джульет уже начала убирать со стола. Коричневые хлопья мюсли уже крепко присохли к мискам. – Этот парень, твой босс. Похоже, что ты не будешь там работать. Джульет покачала головой: – Нет, все нормально. – Но ее сердце громко застучало в груди, и ей показалось, что все слышат этот стук. – Ты можешь обуть Санди и проследить, чтобы Айла почистила зубы? – Она пятилась от тесной кухни к лестнице. – Мне пора идти, Джульет. Ты сама знаешь. Ну хоть один раз! Ты можешь хоть сегодня помочь Айле почистить зубы, лентяй!? Наверху узкой лестницы Джульет снова тяжело вздохнула, испытывая легкое головокружение, и постучала в дверь спальни Беатрис. – Дочка, ты звала меня? Кажется, пора идти в школу. |