
Онлайн книга «Никогда не говори «навсегда»»
Нелли оцепенела. — С тобой? — удивленно прошептала она. Алексей всегда за глаза посмеивался над Улькиной худобой, называл ее «узницей концлагеря», а теперь выясняется… — Ну да! — Ты все придумываешь! — почти спокойно сказала Нелли, отстраняясь от нее. — Нет, это правда! — с вызовом воскликнула Ульяна. — Я, конечно, скотина, виновата перед тобой, и все такое… Но должна же ты понять, что за человек твой муж! — Неправда. — Нелли, да не будь ты такой наивной! — закричала Ульяна. — Уходи, Уля, — холодно произнесла Нелли. — Немедленно. Несколько секунд Ульяна смотрела на Нелли, а потом ушла, громко хлопнув дверью. — Вот дрянь… — растерянно сказала Нелли, оставшись одна. Она хотела верить, что Уля солгала, пытаясь привести ее в чувство, но по всему выходило, что — нет. Этот вызов, эта затаенная ревность, вырвавшееся на свободу ликование, до того тщательно маскируемое… Нет, Уля не солгала. — Она давно хотела признаться… Вот дрянь! — улыбаясь, развела руками Нелли, встав перед зеркалом. Та, зеркальная Нелли, сочувственно кивнула ей головой. — И вообще… я видела, как Ульке нравится Алешка. Сто лет назад могла бы догадаться! Зеркальная Нелли кивнула ей в ответ — да, могла бы догадаться… Нелли зашагала из угла в угол, пытаясь осмыслить только что открывшуюся перед ней истину. Ей окончательно стало ясно, что дело не в Кате. Совсем недавно Нелли обвиняла во всем эту женщину, а теперь выясняется, что дело не в ней… Дело в Алеше. Да и не в нем, собственно! Нелли с досадой поморщилась. И уж не в Уле, это точно… Дело в том, что мир несовершенен. Такова человеческая природа. Какие там проценты привела в пример Улька? Вот-вот, верность — лишь вопрос времени! «Она сказала — глупо верить в неземную любовь на пятом десятке… Да я, собственно, и не верила, что существует на свете неземная любовь. Я просто верила в любовь. В то, что она есть. И самое страшное — на пятом десятке (впрочем, как и на любом другом) осознать, что ее нет, не было и не будет. Что есть только голос пола. Инстинкт, для приличия окутанный флером поэзии. Кино, живопись, литература… все ложь. Ромео, если бы не умер, через год после женитьбы на Джульетте тайком бегал бы к ее подружке! Все ложь. Люди, обнявшись, ходят по улицам, целуются на эскалаторах… Невесты в белых платьях, счастливые женихи… Пройдет какое-то время, и их клятвы друг другу рассыплются в прах. Я проклинала Катю, а была еще Уля. И, скорее всего, другие, имен которых я просто не знаю… Какая же я глупая!» Нелли, схватившись за голову, тихо засмеялась. * * * — Ну как — ничего? — с беспокойством спросил Ганин, пошевелив плечами. Он пытался понять, хорошо ли сидит пиджак. — Вроде бы ничего, — серьезно ответил Мика, оглядывая его со всех сторон. — Чудесно, просто чудесно! — залепетала, захлебываясь, субтильная девушка-продавщица. Она бросилась к Ганину. — Настоящее итальянское качество… Вы второго такого костюма не найдете! Ганин с отвращением посмотрел на нее. — Я сам разберусь, — брюзгливо буркнул он, продолжая шевелить плечами и наклоняться. — Надо было шить на заказ, — обернулся он к сыну. — Это долго? — Долго. Несколько недель, наверное, — вздохнул Ганин. — Очень долго! — возмутился Мика. — Да, времени у нас нет… Ладно, выписывайте чек! — обернулся он к продавщице, испуганно выглядывавшей из-за вешалок. Через полчаса Ганин с сыном вышли из универмага, пешком дошли до Лубянки, где была припаркована их машина — блестящее чудо ядовито-красного цвета (на таком цвете настоял Мика, но Ганин спорить не стал. «Вырастешь — отдам тебе», — пообещал он тогда сыну). — Цветы нужны, — вдруг забеспокоился сын. — Как же ты без цветов? — Найду по дороге. Знаешь, букет тоже надо было заказать заранее, — с запоздалым раскаянием вздохнул Ганин. — Чтобы чего-нибудь эдакое соорудили, фантастическое… Эскиз даже можно было нарисовать! — Эскиз цветочного букета? — изумился сын. — Да, а что? Потому что они, флористы, тоже мало что соображают, — брюзжал Ганин. — И вообще, тебе совет на будущее — о таких вещах заранее думай. Это же вопрос жизни и смерти! — Да, папа, — серьезно кивнул Мика. — Может быть, мне с тобой поехать? — Нет-нет, не стоит… Останешься с Серафимой. — Ладно. Дома Ганин быстро переоделся в новый костюм, долго и мучительно завязывал галстук Мика помогал ему советами. Потом пришлось звать Серафиму Евгеньевну, и та, отпустив несколько ехидных замечаний (случая отыграться она никогда не упускала!), наконец милостиво уладила вопрос с галстуком. Ганин побрызгался одеколоном, поцеловал Мику в макушку и выскочил из дома. В ближайшем салоне флористики принялся выбирать букет. Выбор был огромный — у Ганина даже в глазах зарябило от цветов, половину названий которых он даже не знал. Продавщицы так и забегали, стремясь угодить привередливому клиенту. — Для кого букет? По какому поводу? — спрашивали они. — Молодой женщине, — важно ответил Ганин. — Буду делать предложение… Его слова повергли в шок служащих салона. Это ж какая на них теперь лежит ответственность!.. Перебрав кучу вариантов с орхидеями, каллами и лилиями, Ганин пришел к неожиданному выводу — надо дарить розу. Причем одну. Всего одну! В данном случае лаконизм более уместен, чем снопы из цветов и аляпистые корзинки в «новорусском» стиле… Ни бантиков, ни рюшечек, ни бумажного кружева! Только одна роза. Естественно, надо было решить — какого цвета… Красный — цвет страсти. Белый — нежности и возвышенной любви. Можно розовый, но в данном случае компромиссы ни к чему… Красный или белый? Сначала Ганин склонялся к красному (еще жива была в памяти та фантастическая ночь!), а потом он взял в руки белую розу. Белую-белую — как снег на горных вершинах. Как крылья ангела… У этого цвета было слишком много обязательств — само собой разумеется, одной ночью не отделаешься! «Я буду любить тебя вечно. Только тебя. Только тебя…» Григорий Ганин купил роскошную белую розу. Еще через полчаса он надавил пальцем кнопку звонка. — Гриша? — обрадовалась Катя, распахнув перед ним дверь. — Ты один? А Мика где… И тут она осеклась. Увидела костюм, выбритое серьезное лицо, белую розу — и как будто сразу догадалась обо всем. — Проходи, — сдержанно произнесла она. Ганин зашел, протянул ей розу. — Это тебе. — Красивая… — хмурясь, сказала она, поднеся к лицу цветок. |