Книга Ты меня (не) спасёшь, страница 27 – Агата Чернышова

— Можно было и не кричать. Например, написать. Ты же всегда ведёшь дневник, могла бы дать его прочесть, я бы понял, Зоя, неужели не понимаешь? И никуда бы тебя не отпустил.

— Как и её. Олег, ты бы не смог выгнать беременную, пусть и от другого, да ещё и в сложной ситуации. Я бы первая тебе этого не позволила.

Улыбаясь, я кожей чувствовала, что снова хочу заплакать. Олег потянулся ко мне и поцеловал в губы, нежно дотронулся, словно я была хрустальной. Я отстранилась, заглянув в его глаза.

Сама не знаю, что там искала, но он поцеловал меня снова. И на этот раз я ответила, позволив себе забыться. Пусть на пару минут, не больше.

Во внутреннем кармане его пиджака завибрировал телефон.

— Ответишь? — прошептала я.

— Нет.

Я провела рукой по его волосам и снова позволила себя поцеловать. Сейчас всё, что мне было необходимо, сосредоточилось в его горячих губах, в глазах, в руках. Не будет после, но в эти минуты я могла позволить себе почувствовать себя не жалкой, а свободной. Свободно выбирающей как и с кем любиться.

Телефон снова завибрировал.

— Ответь, — улыбнулась я. — Вдруг это важно. Пожалуйста.

Я коснулась рукой его запястья, нащупав бьющуюся жилку. Олег хотел что-то сказать, но я приложила указательный палец к его губам.

Он отстранился и мельком взглянул на экран телефона.

* * *

Олег

Ещё до того, как я взглянул на экран смартфона, задним умом почувствовал, что лучше этого не делать. Какие к чёрту могут быть разговоры, когда рядом со мной та, кого я уже и не чаял держать в своих объятиях!

Правда ещё недавно, хотелось оставить её ни с чем, но кто старое помянет, тому, как говорится, глаз вон.

Я отклонил вызов.

— Кто это? — спросила Зоя, и я с удовольствием заметил в её глазах подобие ревности. Раньше она и была такой, жуткой собственницей, капризным подростком, делящим мир на чёрное и белое.

— С работы, я же предупредил, чтобы мне не звонили.

И снова расстояние между нами сократилось.

— Ты говоришь правду? — спросила она, выставив между нами руку.

Узкая ладонь упёрлась в мою грудь, я через рубашку ощущал её теплоту. Мне всегда было мало, этого запаха предвкушения, хотелось взять и вобрать его в лёгкие, подмять под себя хрупкую беззащитную балерину со стойким духом оловянного солдатика, и заставить думать только о том, чтобы наша телесная близость длилась как можно дольше.

— Нет, я говорю совсем не то, что думаю, Зоя. Но если и скажу правду, то, боюсь, заблокирую двери и долго тебя не выпущу. Конечно, мы оба окажемся у всех на виду, но ведь ты когда-то сама рассказывала, что такие фантазии тебя заводят.

Её взгляд потеплел, а рука, за секунду до этого отталкивающая меня, ослабила хватку.

— Ты совсем… дурак, — хихикнула Зоя и отвернулась к окну, прикрыв рот рукой.

Видеть, что она до сих пор смущается, было приятно. Я вдруг понял, насколько все эти пустые серые годы мне не хватало её искреннего смущения.

— Я таким становлюсь рядом с тобой, — парировал я, отстранившись, потому что понял, что сейчас не время настаивать. Зоя снова юркнула в свою норку, где ещё со времени наших встреч пряталась от слишком сильных эмоций. — А ты всё ещё краснеешь. Никогда бы не подумал.

— Решил, что я превратилась в холодную леди? — на обескровленных губах балерины заиграла горькая улыбка. Я подавил желание обнять Зою, она сейчас слишком уязвима, настойчивость может вызвать обратную реакцию.

— Поехали, пожалуйста, — прошептала она, всё так же смотря в боковое стекло. Клянусь, ей хотелось плакать, а может, слёзы уже блестели в глазах испуганного оленёнка.

Я завёл машину, включил радио, чтобы дать ей время успокоиться. В салоне заиграла бодрая мелодия на английском, модный когда-то певец голосил о радости и солнечной жизни, а я всю дорогу думал, что рядом с Зоей становлюсь чувствительным и чутким. Ведь ни до неё, ни после меня особенно не тянуло заглянуть в душу женщин, что оказывались рядом.

Думал я и о том, что, чёрт побери, понадобилось от меня Саше, которая за последние дни достала звонками. И вроде не пошлёшь, потому как спрашивает бывшая жена сугубо практические вещи, просит совета, и говорит о том, как ей плохо. Быть идеальным рыцарем для брошенных мной же прекрасных дам… Что ж, кого-то это вставляет, но не меня.

— Ты злишься? — вырвал меня из раздумий голос Зои. Чёрт, я уже сам запутался в переживаниях своих бывших женщин!

— Нет, и ты это знаешь. Малыш, ты можешь, вообще ничего мне не объяснять. Помнишь, мы договаривались, что я всегда приму любую твою паузу, как знак того, что тебе надо побыть одной, и не стану лезть в душу?

— Странно, что ты это помнишь, — протянула она, обняв себя за плечи и продолжая улыбаться.

Я чуть не влетел передним бампером в бордюр, когда зарулиливал во двор.

— Ты прости, я не готова сейчас к отношениям, — продолжила Зоя, вздохнув. — Но меня к тебя по-прежнему тянет. Наверное, потому что не могу отлипнуть от прошлого, так и хожу в трёх соснах.

Я припарковал машину, резко заехав на свободное место, спугнув неторопливый «Рено», пытавшийся юркнуть туда же.

— Ты ничего не должна мне объяснять. А теперь, прости, малыш, но я жутко голоден. Ты ведь обещала сытный обед, помнишь?

Зоя чуть заметно дёрнулась, когда я снова назвал её так, как раньше, но мне нравилось сокращение дистанции, пусть пока и на словах. Думать о том, что будет завтра или послезавтра, как по мне, пустая затея. Сейчас она рядом, пусть и не так, как хотелось бы, но, признаться, идея завести общего ребёнка нравилась мне всё больше.

Пока мы поднимались на лифте, Зоя избегала смотреть в глаза. Я держал пакет с продуктами и боролся с желанием посмотреть на неё, знал ведь, что смутится, ещё и в обеде откажет. Насчёт голода я не солгал, хотя и не ждал от стряпни Велесской чего-либо съедобного.

В кармане пиджака завибрировал проклятый телефон. Кое-кто не унимался. Последние дни Саша то говорила, что у неё всё хорошо, то принималась сожалеть и каяться, что не смогла спасти уже второй брак. Я достаточно времени был её подушкой, пора прекращать.

— Не ответишь? — спросила Зоя, взглянув на меня так, как следователь на подозреваемого. С характерным прищуром, не обещавшим ничего хорошего.

— Сейчас доедем, освобожу руки и перезвоню, — ответил я, не спускаясь до объяснений. В конце концов, если мы друг другу бывшие, о чём не забывала напоминать мне Зоя, то какие могут быть объяснения?!

Поставив пакет на кухне, я помыл руки и вышел в подъезд перекурить. Моя стойкая балерина даже не пикнула и не спросила, когда меня ждать. Сердится, верный признак. Никогда бы не подумал, что мне это будет настолько приятно.