Книга О ком молчит Вереск. Вторая часть дилогии, страница 2 – Ульяна Соболева

Мами подошла сзади и обняла меня за плечи.

— Я хочу забыть этот дом… я ненавижу его так же сильно, как и его отца!

— Дом всего лишь здание, всего лишь камни, стены, ограда. Его купит кто-то другой и снесет или перестроит так, что не узнать. Не место хранит боль, а наша память. Но от нее не убежишь.

Я глубоко вздохнула. Мами права. Дело не в доме, а во мне. Я обречена, я проклята какими-то высшими силами любить ненавистного человека и только его. Любить и не стать счастливой с тем, кто был достоин этого больше всего.

Она провела руками по моим волосам, приподняла тяжелую косу. Она продолжала по утрам заплетать их в косу, как делала это в моем детстве.

— Какие великолепные у вас волосы. Время не властно над вами. Они густые и пышные, длинные, как шелковое покрывало. Ни одной морщинки или складочки, ни одного грамма жира. Тело, как у нимфетки, нежная кожа, коралловые губы. Вы заключили сделку с дьяволом? Иначе как можно быть настолько красивой?

— Ты мне льстишь, Мами… мне уже тридцать пять. Какая из меня нимфетка?

— Вам не дашь и двадцати пяти. Ваш сын рядом с вами, как младший брат. Мужчины сворачивают головы вам вслед, а женщины завидуют лютой завистью. Я знаю, что говорю. Я многое повидала в этой жизни… но такой красоты не встречала никогда. С годами ваши глаза стали еще ярче… в них появились грусть, глубина и загадочность.

— Мамиии, ты необъективна, ты просто любишь меня, и я для тебя всегда буду маленькой.

К дому подъехала машина моего мужа, и Мами отпустила меня. Отпрянула от окна.

— Я пойду на кухню. Дел полно. Заболталась здесь с тобой.

— Не поздороваешься с Марко? Он наверняка привез тебе из Рима мармелад, как ты любишь.

— Поздороваюсь. Чуть позже. Обязательно.

И неестественно улыбнулась. Мами. Она совершенно не изменилась. Казалось, время не властно над ней. Лишь больше седых волос и ни одной морщины на лоснящемся черном лице. Как же сильно я ее любила, она стала для меня самым родным человеком после Чезаре.

***

— Ты занят?

— Для тебя я всегда свободен.

Марко улыбнулся и придержал дверь, пропуская меня в кабинет. Как всегда, выглядит аристократично в элегантном костюме, с причесанными назад волосами, чисто выбрит, благоухает дорогим парфюмом. Кто бы сказал, что этого человека будут уважать и бояться? Кто бы сказал, что он продержится в кресле капо долгих пятнадцать лет, и люди будут присягать ему в верности? Кто бы сказал, что он сможет занять место Сальваторе и получить верность его людей.

Все так же худощав, угловат, но статус, власть и умение подать себя скрадывали недостатки… Для всех, кроме меня. Для меня Марко не изменился. Как и мое отношение к нему.

— Спасибо… Чезаре сказал мне, что ты собрался отвезти нас в Палермо.

Марко вернулся к столу, открывая кейс, доставая оттуда документы.

— Да. Он просил показать, где проходило его детство, и я не счел это чем-то ужасным. Пусть мальчик знает, что от него ничего не скрывают.

— Вы говорили о… о нем?

На доли секунд Марко удержал бумаги в руках, а потом все же положил на стол.

— Да, мы говорили о нем. И это неизбежно, Юля. Он существовал, он был членом нашей семьи.

— Существовал… ты всегда говоришь в прошедшем времени.

Повторила я и закрыла дверь кабинета.

— Ты хочешь рассказать Чезаре, что он не твой сын?

— Нет! Конечно же, нет! Он приезжал ко мне в офис, я рассказывал ему о делах корпорации, и мне позвонил маклер. Появился покупатель на дом. Чезаре задал вопросы, и я на них ответил, а потом пообещал ему экскурсию. Он захотел взять тебя с собой…

— А почему не сказали об этом мне?

Марко пожал плечами.

— Случая не подвернулось. Ну вот ты уже знаешь. Что такое? — снова подошел ко мне и коснулся кончиками пальцев моего лица. — Что тебя беспокоит? Пусть посмотрит на дом. В твой День рождения сделай ему такой подарок.

Увернулась от прикосновения, и Марко сжал пальцы в кулак, поджал губы.

— Я думал, что после моей поездки в Рим ты обдумаешь наш последний разговор… Юля. Я говорил с падре Бернардо, и он может это сделать прямо сегодня… Как раз соберутся гости, наша семья.

Вздрогнула, когда напомнил, и отошла к полке с книгами, машинально начала их поправлять.

— Прости… но я пока не готова.

Оказался сзади и положил руки мне на плечи.

— Я ждал пятнадцать лет, любимая. Пятнадцать. Все это время наш брак был фикцией, всего лишь бумажкой, соглашением. Я ни о чем тебя не просил и не настаивал. Я любил тебя молча и преданно.

Развернул меня к себе.

— Прошли годы… а моя страсть неизменна, я жажду тебя, хочу тебя. Ни одна другая женщина не заняла твоего места в моем сердце. Давай начнем жить… друг для друга. Давай обвенчаемся. Ты подаришь мне детей….

Я высвободилась из его объятий и отошла к журнальному столу со свежей прессой.

— Я не могу венчаться с тобой, Марко… я уже венчана.

— ТЫ? Или некая, как ее там звали, я не помню!

— Я! Там была я! Приносила клятвы, обещания… Я! Какая разница, какое имя произносилось. Там была я.

— И что! Ты по-прежнему считаешь, что принадлежишь ему? Ты это чувствуешь?

Снова схватил меня и сдавил своими на удивление сильными руками.

— Он давно мертв. Даже если бы это венчание было настоящим, ты уже стала вдовой.

— Ложь!

Повернулась так быстро, что Марко от неожиданности отпрянул назад.

— Он жив! Я знаю, что он жив! Если бы он умер, я бы почувствовала!

— И за пятнадцать лет ни разу не объявился? — усмехнулся Марко и поправил галстук. — Какая разница, что с ним? Имеет значение, что я рядом, что мы с тобой вместе и можем быть счастливыми, Юляяя.

«— Но им не сравниться с твоими глазами, Вереск.

Марко вышел из комнаты, а Сальваторе стянул с моего плеча рукав платья и прижался к коже горячими губами.

— В другой стране мы начнем все сначала. Слышишь? Ты будешь счастлива. Я обещаю.

Я повела плечом, отстраняясь.

— Не обещай… я никогда не буду с тобой счастлива.

— Почему? — страстно спросил он и силой прижал меня к себе.

— Воскреси моих родителей и только потом проси быть счастливой с тобой. Верни мою жизнь, мою беззаботность… верни Вереск!

Резко развернул меня к себе.

— Вот она — Вереск… смотрю на нее, вдыхаю ее запах. Она источает восхитительнейший аромат.

— А мне воняет трупным смрадом. Ты…ты воняешь смертью!»