Книга Все зеленое, страница 104 – Ида Мартин

— С ума сошел? — я тут же вспомнила слова Нильса о том, что Костров разговаривал с моей мамой, и что нужно ей позвонить, но теперь было вдвойне страшно. — У неё разрыв сердца случится.

— Ладно. Тогда мы сделаем другое, — быстро забрав из Зоиных рук банку, Артём сунул вместо неё свой телефон и подхватил меня на руки. — Нафоткай побольше, чтобы потом выбрать. Полине отправлю, пусть порадуется за нас.

Он поцеловал меня так, как это изображают на свадебных фотографиях, и сердце болезненно заныло. Вроде бы всё было хорошо, просто прекрасно, но тревожное беспокойство, засевшее внутри со вчерашнего дня, стало ещё сильнее.

Есть чувства, которые невозможно выразить словами, и это был именно такой момент. Чем выше взлетаешь, тем больнее падать.

Моё внезапное смятение Артём расценил, как стеснение. Ему всегда нравилось, когда я смущалась или терялась от неловкости ситуации, поэтому он, забавляясь, принялся весело целовать меня в нос, лоб, в щёки, в шею, в губы, снова в нос, до тех пор, пока я не засмеялась, а потом отнёс на лавку и с заботливой аккуратностью, как я обычно рассаживала на полках игрушки, усадил.

Опустился передо мной на корточки, облокотившись о мои колени, и лукаво заглянул в лицо. Небо в его глазах сияло даже под навесом.

— Тебе не нравится эта игра?

— Если честно, она меня немного пугает.

— Почему?

— Из-за неё мне кажется, что всё скоро закончится. Как тогда на крыше, когда ты танцевал на краю парапета. Одно неловкое движение, и мы полетим в пропасть.

— Но я же не сорвался, — чёрный шарик в губе притягивал взгляд, я нагнулась и поцеловала прямо в него.

— Артём, я тебя очень прошу, не нужно отправлять эти фотографии. И позвони, пожалуйста, Кострову, скажи, что это шутка.

— Ну, вот ещё, — фыркнул он. — Я только-только расшевелил это змеиное гнездо, а ты предлагаешь мне сдаться.

— Но из-за этой твоей игры Костров очень злится и будет делать всё против тебя. И против меня.

— Я чего-то не знаю? — Артём насторожился.

Рассказать ему обо всём сейчас, когда он пребывал в таком хорошем, благодушном настроении было бы самым правильным решением, но вспомнила о Максе и отступила.

— Мне сказали, что Костров специально подослал сюда Касторку, — ласково поглаживая его по щеке, я в большей степени успокаивала себя. — Чтобы ты влюбился в неё.

— Что…о…о? — со смехом в голосе протянул он, и, покачнувшись на пятках, едва не свалился назад. — Влюбился? В Касторку? Это лучшая шутка за последнюю неделю. Ты уверена, что подобрала правильное слово? Тебе так и сказали? Влюбился?

— Нет. Я точно не помню. Но смысл примерно такой.

— Так, а теперь рассказывай подробно, — он перебрался на лавку, снова сев на неё, как на коня. — От кого и как узнала. Я, конечно, это подозревал, но, если будут доказательства, можно будет хорошенько встряхнуть Костровых.

Я находилась в шаге от того, чтобы проговориться, потому что совершенно не умела врать. Артём это знал. Ему было достаточно дёрнуть за одну ниточку, чтобы тут же распутать весь узел.

К счастью, ситуацию спасла сама Касторка, ворвавшись в беседку дико разозлённая и нервная. Зои уже не было. Должно быть она ушла, когда мы целовались.

— Эй, ну вы вообще обнаглели? — выпалила сходу Касторка. — Давай, гони платье!

Она подошла ближе и придирчиво оглядела нас.

— Блин! Оно даже не готово ещё. Что за фигня? Чернецкий, ты совсем? Всех задерживаете.

Повернулась ко мне:

— Иди быстро снимай. Как я после тебя его теперь надену?

— А в чем проблема? — бровь Артема насмешливо приподнялась.

Он по-прежнему был в отличном настроении.

— Это не гигиенично!

— Ой, да тебе к грязи не привыкать.

Выражение его лица сделалось саркастичным. В том, что он приготовился сказать ей что-то едкое, сомнений не было.

Острыми когтями Касторка вцепилась в мой локоть.

— Снимай! Прямо сейчас!

— Больно, — я попыталась высвободиться. — Отпусти.

— Ты чего, Касторка, взбесилась?

Артём достал телефон и, не успела она и глазом моргнуть, как он сфотографировал её.

— О! Класс! Теперь у меня и твои фотки есть, — глядя на экран, он издевательски рассмеялся. — На них ты такая настоящая. Как в жизни.

— Покажи, — потребовала Касторка, не выпуская моей руки.

Артём повернул экран.

На фото мы обе вышли не очень, но если я просто морщилась, то её лицо искажала остервенелая, злобная гримаса.

— Быстро удалил! — потребовала она.

— Отпусти Виту.

Касторка с силой отшвырнула мою руку.

— Удалю завтра, — сказал Артём. — Когда вы уедете отсюда.

— Почему это мы уедем завтра?

— Радуйся, что не сегодня.

— Это кто так решил?

— Это я так решил. Только что. Вы мне надоели. Особенно ты.

— Ты тут не хозяин, — Касторка натянула обезьянью улыбочку. — Влад нас не выгонит, БТ ему аренду за неделю оплатили.

— Неужели, посылая тебя, Костров и правда думал, что я куплюсь на твои прелести? Точнее, на их отсутствие? — тон Артёма был очень унизительным. — Я, может, и извращенец, но не до такой степени, и со вкусом у меня никогда проблем не было. Или он просто денег пожалел?

Касторка впилась в меня едким взглядом.

Внутри она вся пылала и, казалось, готова вцепиться в любого из нас, но опасаясь, что Артём снова станет фотографировать, улыбалась, отчего выглядела особенно неприятно.

— Вот это твой вкус, Чернецкий? Бессловесная ручная мышь в дешевых рыночных штанишках?

Сложно сказать, какая именно сидящая во мне Вита схватилась за банку с Зоиной краской, но именно она, не раздумывая, выплеснула заготовленную кровь прямо Касторке в лицо.

Краска залила всё: и лицо, и волосы, и чёрный топ. Брызги разлетелись и попали на ноги.

Касторка вскрикнула и, задыхаясь от возмущения, захлопала глазами.

Артём громко расхохотался и зааплодировал.

— Умница, Витя. Моя школа.

— Лучше быть ручной мышью, чем цирковой обезьяной, — сказала я, с удивлением обнаружив, что защищать себя ненамного сложнее, чем кого-то другого.

Артём сфотографировал красную, облитую Касторку.

— Пошли на хрен оба! — истерично заорала она и рванула прочь из беседки, сбивая на ходу свешивающиеся на дорожку белые цветки лилейника.

Артём придвинулся ко мне и крепко обнял.

Больше мы её не обсуждали, и ничего не обсуждали, просто сидели в беседке и целовались, как полоумные, словно нас вот-вот разгонят по домам.