
Онлайн книга «Все зеленое»
— Пока да. Если, конечно, Ярослав не позвонит отцу. А он не позвонит. — А они собираются искать того, кто угнал машину? — Зачем? Им это не нужно. Машина-то найдена. — Там, на танцах, — я неопределенно махнула рукой. — Я видела одну девушку из бара. И мне показалось странным, что она здесь. Тифон задумчиво вперился в меня взглядом, отчего создалось ощущение, что это я раздета, а не он. — Бар тут поблизости и, если бы мы не заблудились в лесу, то добрались сюда очень быстро. Ничего удивительного, что там могли быть люди из пансионата. — Тогда мне показалось, что она проститутка. — И что с того? Я почувствовала себя глупо. — Ну, ладно. Фиг с ней. Вы уже, наверное, спать ложитесь. — Собираемся. — А нам танцевать всю ночь. — Лёха рассказал. Тифон замолчал и между нами повисло странное, волнительное напряжение от которого захотелось бежать со всех ног. — Спокойной ночи, — я развернулась и быстрым шагом почесала по коридору. — Хочешь, чтобы я с ней поговорил? — крикнул он мне вслед. Я остановилась. Подумала и вернулась. — Просто мне она вряд ли сознается. — А почему ты думаешь, что мне сознается? — он рассмеялся. — Я такой страшный? — Ты убедительный. — На самом деле я очень плохо нахожу общий язык с женщинами. Лучше Криворотова попросить. — Нет. Нужен ты. Лёха сразу начнет флиртовать, а с тобой она сразу поймет, что, в случае чего, у неё могут быть неприятности. — Предлагаешь запугать её? — Ну да. Скажи, что мы всё знаем. Что машину нашли и завтра вызовем полицию. Тифон иронично ухмыльнулся. — И она сразу всё выложит? — Ну, не хочешь, как хочешь, — я помялась. — Извини. Думала тебе это интересно. Ради справедливости. Он тяжело вздохнул и сказал: — Ладно. Сейчас оденусь. Нас встретил встревоженный Амелин. Он звонил мне, а я не отвечала. На телефоне почему-то был выключен звук. Однако ни «шотландки», ни мужика за столиком уже не оказалось. На танцполе тоже. Тифон постоял немного, осмотрелся, затем пожелал нам спокойной ночи и ушёл. Я предлагала ему остаться, но он ответил, что устал и не танцует в принципе. «Зажигали» мы с Костиком до четырех утра. Серьёзно, упорно и на износ. Словно бежали долгий, изнуряющий марафон. Но больше не веселились. Амелин замкнулся. Не обижался, не психовал и ничего не спрашивал, а просто заперся в какой-то своей внутренней келье и очень сдержанно и ровно общался со мной, как будто я чужой человек. Такое отношение невероятно злило, но устраивать очередные разборки на пустом месте было глупо. Это мы понимали оба. А потом, уже под самый конец, какой-то абсолютно пьяный, едва держащийся на ногах, парень со стеклянным взглядом, упорно пытался станцевать со мной рок-н-ролл. И я, призвав на помощь всё своё терпение, едва удерживалась от того, чтобы ему врезать, представляя себя стойким, мужественным партизаном в руках вражеского захватчика. Этот корявый и тошнотворный танец меня совершенно доконал. Не дожидаясь пока бармен с нами расплатится, я выползла из зала, доковыляла, прихрамывая, как побитая собака, до нашего корпуса и, упав навзничь на кровать, отключилась, а очнулась от острой боли, когда Амелин стаскивал с меня кеды и прилипшие к телу джинсы. Где-то в районе щиколотки правой ноги определенно было растяжение. Костик растёр, помял, достал из холодильника бутылочку с водой, приложил её к больному месту и сидел так на корточках, пока я снова не заснула. Разбудил меня холодный ветерок и тихий голос. Амелин стоял на балконе, облокотившись локтями о перила. Слабый утренний свет, с трудом пробиваясь сквозь густоту ели, едва касался его голых плеч и волос. Я лежала под простынёй на дальней от балкона половине кровати, но прислушавшись, смогла разобрать, что он говорит. — Прижигать лучше вот тут, — Костик провел пальцем по внутреннему сгибу локтя. — Так больнее. Да ладно, тебе. Нашел кого обманывать. Я свой. Вот смотри. Он вытянул руку. — Ну, да. Никому не нравится. Знаю, что пофиг. А когда станет не пофиг, от этого уже не избавишься. Ты же не лягушонка в коробченке, чтобы кожу сбрасывать. Станет, станет. Если не умрешь раньше, то станет. Просто знаю и всё. Конечно никто не знает, а я знаю. Ты ещё не понимаешь, что лучше: убить кого-нибудь или умереть самому. И вполне возможно выберешь себя. Он говорил куда-то в пустоту, как будто спал и лунатил. Я поднялась на локте и уже хотела его окликнуть, как внезапно до меня донесся слабый детский голос: — Можно к тебе? — И ты не боишься? — А чего мне бояться? — А если я Танцующий клоун Пеннивайз? — Лучше бы ты был Питером Пеном похитителем детей. — От Неверленда я бы и сам не отказался. — У тебя есть в холодильнике шоколадные батончики? — Есть. — Тогда мне всё равно кто ты. В ту же минуту послышался звук отпираемой соседской балконной двери. Амелин вздрогнул и отступил назад. Приглушенный женский голос что-то невнятно произнес, мальчик ответил, балконная дверь хлопнула и всё стихло. Костик вернулся в комнату, лёг поверх одеяла, закинул руки за голову и уставился в потолок. От лунного света чёрные глаза блестели. — С кем ты разговаривал? Он не повернулся. — Почему ты не спишь? — Ты же разговаривал. — Извини, я старался тихо. — Кто это был? — Просто мальчик. — А что он делал посреди ночи на балконе? — Сидел и ждал, когда можно будет вернуться в кровать. — Его наказали? — У его мамы свидание. — Это жестоко. — Так иногда бывает. — Зачем ты показывал ему свои шрамы? — Чтобы он больше не делал того, что он делал. — А что он делал? — Прижигался. — Из-за мамы? — А ты как думаешь? — Костик перевернулся набок и наши лица оказались на расстоянии дыхания. Какое-то время мы так лежали молча, глядя друг на друга сквозь утренний полумрак. — Ты в порядке? — он натянул мне простыню на плечо. Я прислушалась к себе, но не к пульсирующей лодыжке, и не к ноющим мышцам, а к тому, что составляло внутреннюю, нефизическую часть меня. Заглянула, тщательно проверяя каждый укромный уголок. Конечно, порядка там, как обычно не было никакого, но я с удивлением обнаружила, что всё-таки что-то прояснилось. Как бывает после срочной уборки перед приходом мамы: набитый доверху шкаф с припертыми стулом дверцами, захламленные ящики стола, пыль, вытертая только там, где ничего не стоит. То есть всё по-прежнему в беспорядке, и ты об этом прекрасно знаешь, но на первый взгляд не особо заметно и не так уж плохо выглядит. |