Книга Среди тысячи слов, страница 2 – Эмма Скотт

Тьма была густой и удушающей, когда он, Ксавьер Уилкинсон, превратил мою собственную кровать в тюрьму. Немилосердный рот прижимался к моему, мешая дышать. Рука на горле. Меня придавливало его весом. Душило. Гасило.

«Одна в темноте Маленький Огонек прижалась к фитилю и выжила».

Я тоже держалась. Утром мой разум помнил только обрывки, в то время как душа помнила все. Я открыла глаза, и даже в ярком обжигающем солнечном свете я была в темноте. Все равно что чувствовать себя одинокой в переполненной людьми комнате. Чужой в новом городе. Навсегда отдельно, отбившейся от всего, кем я была и кем надеялась стать.

Я не видела света. Ни день спустя. Ни неделю. Недели накопились и стали месяцами.

Может, и никогда не увижу.

* * *

– Мы переезжаем, – объявил отец, разделывая мясо с кровью со спинной части говяжьей туши. Пюре в его тарелке порозовело от крови.

– Переезжаем? – спросила я, отталкивая свою тарелку.

– Да, в Индиану, – ответила мама.

Ее напряженный и гневный тон подсказал мне, что ей очень не нравится идея переезда из Нью-Йорка. Мне бы тоже стоило злиться. Нормальная девушка была бы в ярости. Нельзя переезжать в декабре посреди двенадцатого класса старшей школы ^[1]. Нельзя оставлять друзей, которых знаешь двенадцать лет, как и все, что знаешь.

Я не была нормальной.

– Почему туда? – спросила я. Почему не в Индию, или Тимбукту, или на чертову Луну? Мне было совершенно все равно.

Родители обменялись взглядами, прежде чем мама ответила:

– Твоего отца перевели в другой город.

– Мистер Уилкинсон хочет, чтобы я возглавил среднезападные операции Wexx. Они хотят, чтобы я разобрался с некоторыми беспардонными владельцами франшизы. Реорганизовал и обновил. Это очень прибыльное повышение…

Его слова поблекли, когда имя ударило по мне фантомной болью прямо в грудь. Бурный поток слов – больше, чем я произнесла за месяц, – вырвался из меня ручьем иррациональной ярости.

– О, правда? Мистер Уилкинсон решил, что тебе стоит взять и уехать из города? Просто так? Перед Рождеством?

Мама прикрыла глаза унизанной кольцами рукой.

– Уиллоу…

– И конечно же, ты сказал «да», – продолжила я. – Не задавая вопросов, – я насмешливо отсалютовала ему. – Да, сэр, мистер Уилкинсон, сэр.

– Он мой босс, – ответил папа, его голос стал жестче – первый признак того, что короткий фитиль подожжен. – Это благодаря ему у тебя на столе еда, а над головой крыша. Не имеет значения, где эта крыша. – Он взглянул на маму. – Вы должны быть благодарны.

– Благодарны, – фыркнула я.

– С каких пор ты так ненавидишь мистера Уилкинсона? – требовательно спросил отец. – Что он тебе такого сделал?

«Не он, – подумала я. – Его сын».

– А его не беспокоит тот факт, что я меняю школу посреди учебного года? – заметила я.

– Это имеет значение? – спросила мама, помахав ложкой, словно надеялась поймать ответ в воздухе. – С августа ты совершенно изменилась. Ты больше не общаешься с друзьями. Ты перестала краситься, тебе все равно, как выглядят твои волосы или одежда…

Я закатила глаза, но внутри вздрогнула. Чтобы накраситься и приодеться, нужно посмотреться в зеркало, чего я почти не делала. А мои светлые волосы, слишком длинные, почти доходили до талии и были хорошим щитом, помогающим избежать зрительного контакта. Как, например, сейчас.

Я повернула голову, и волосы упали стеной между мной и мамой.

Она громко и тяжело вздохнула в своей обычной драматичной манере.

– Что с тобой происходит? Я так устала задавать этот вопрос и не получать ответа. Ты была отличницей. Ты строила планы на колледж Лиги плюща ^[2], а теперь мне кажется, что это заботит тебя меньше всего.

Я проигнорировала ее.

– Куда именно в Индиану? – спросила я отца.

– Индианаполис, – ответил папа. – Я буду работать в большом городе, но там, всего в нескольких километрах к югу, находится маленький городок под названием Хармони. Твоя мама права. Ты изменилась, и мы можем только подозревать, что ты связалась с плохой компанией. Вывезти тебя из Манхэттена в маленький городок кажется лучшим решением, вот почему я сказал «да», услышав о такой возможности.

«Бред».

Мы переезжали, потому что мистер Уилкинсон сказал папе переехать. Ко мне это не имело никакого отношения. Мои родители любили меня, как любят произведение искусства: предмет, который держат дома и восхищаются им в надежде, что когда-нибудь он станет ценным. С той самой вечеринки – вечеринки, которую я устроила без их ведома, – я стала для них бельмом на глазу.

Правда была в том, что без этой работы отец пошел бы ко дну. Он проработал в фирме Wexx Oil&Gas тридцать лет. Он укоренился в ней слишком крепко, чтобы начать заново в другой компании. В доме отец был строг и требователен, вымещал на нас недостаток контроля над другими на работе. Потому что в Wexx, когда Росс Уилкинсон говорил: «Прыгай», отец прыгал. В этот раз до самой Индианы.

– А ты, Уиллоу Энн Холлоуэй, – сказал папа, размахивая вилкой, словно король-тиран скипетром, – найдешь внешкольные занятия. И это не обсуждается. Твои заявления в колледж просто позор.

Я не ответила. Он был прав, но мне было просто плевать.

– Эти перемены пойдут нам на пользу, – объявил он. – Вместо этого таунхауса у нас будет огромный дом с тысячами квадратных метров земли. Большая территория. Больше, чем вы можете себе представить. И свежий загородный воздух вместо городского смога…

Он продолжал говорить, но я перестала его слушать. Слова перестали иметь для меня значение. Мне приходилось держать самые важные слова за зубами. Время рассказывать, что сделал со мной Ксавьер Уилкинсон, давно прошло. Как только я постирала простыни и сожгла одежду, стало слишком поздно. Если я сейчас расскажу правду, она станет жуткой бурей, которая сотрет в порошок карьеру отца и разрушит образ жизни мамы.

Если они вообще мне поверят.

– Уилкинсоны тоже переезжают в Индиану? – спросила я.

– Конечно, нет, – ответил папа. – Главный офис все еще здесь. Я буду руководить их среднезападным филиалом. А так как Ксавьер все еще в Амхерсте…

– Можно мне выйти?