Книга Среди тысячи слов, страница 72 – Эмма Скотт

– Ты и Уиллоу. Милые возлюбленные любят весну. Это из «Как вам это понравится»… – он хлопнул рукой по столу. – Как вам это понравится. – Мартин взглянул на жену. – Я всегда хотел поставить эту пьесу. Разве ты не видишь их этих в ролях? Уиллоу и Айзек в ролях Розалинды и Орландо.

Я закатил глаза и поскреб окру вилкой, хотя сам не мог перестать улыбаться.

– Слишком рано, Марти.

– Ну, раз ты остаешься… – он широко улыбнулся и подмигнул мне. – Но сначала, конечно же, тебе нужно пройти прослушивание.

* * *

Тем вечером во время генеральной репетиции я ощущал себя чертовски непобедимым. Кусочки моей разбитой жизни вставали на место. Единственным темным пятном оставался папа. Я просил всех богов, готовых слушать, следить за ним, позаботиться о том, чтобы с ним все было хорошо, пока я не смогу позаботиться о нем сам. Я увижусь с ним в воскресенье, чтобы принести деньги за неделю, и я поклялся поговорить с ним. Сказать, что все будет хорошо. Благодаря Уиллоу я научился доверять своему голосу. Потому что она не требовала, чтобы я был кем-то другим, а не самим собой.

И за это я ее люблю.

Эта мысль накрыла меня мощной волной. Я сидел, уставившись в никуда, и дернулся, когда Фрэнк, оформитель сцены, постучал в дверь гримерной.

– Три минуты, – сказал он. – Три минуты на разогрев.

– Слышали, лицедеи? – сказал Лен, еще раз намазывая бороду театральным клеем. – Три минуты, и эта генеральная репетиция начнется.

Я взглянул в зеркало, перекрашивая в черный собственную светлую бороду и заставляя себе сосредоточиться на процессе подготовки к спектаклю. Я пробежался по эволюции персонажа Гамлета, вспоминая, какой путь он проходит за время пьесы.

– Ты готов, Гамлет, принц датский? – спросил Лен. Он хлопнул меня по плечу, а затем состроил гримасу. – Прости. Ты занимаешься своими ментальными подготовками. Я это уважаю.

Я улыбнулся.

– Ты уважаешь это, Лен, но никогда не помнишь об этом.

Он от души рассмеялся.

– Не знаю, что за таблетки счастья ты принимал, mi amigo ^[31], но продолжай.

Потихоньку все вышли из гримерки, оставив меня с Джастином Бейкером.

– Я знаю, ты считаешь себя крутым перцем, – сказал он, поправляя жилет перед зеркалом. – Но ты просто сынок деревенского идиота. И не думай, будто я не знаю, что ты делаешь с Уиллоу, – он скривил губы. – Таблетки счастья, черт побери.

Это бред. Если бы он знал что-то конкретное, он бы уже разболтал. Я встал, возвышаясь над ним на добрых семь сантиметров и удерживая его взгляд. Потом протянул ему руку.

– Удачи.

– Отвали, Пирс.

Я пожал плечами и вышел. Он не стоил моего времени. Меня сегодня просто переполнял адреналин из-за предвкушения спектакля или, возможно, это было просто возбуждение из-за планов на будущее, не основанных на отчаянии и сожалении.

Мартин выстроил нас в круг на сцене. Я поискал Уиллоу глазами.

Она стояла напротив меня, поразительно прекрасная в простом белом платье с квадратным декольте, открывающим грудь. Волосы были заплетены в свободную косу. Локоны выбились из-под золотого обруча и падали на лоб. Она была идеальной Офелией, а я был идеальным Гамлетом, и на сцене мы собирались уничтожить друг друга.

Но вне сцены наша история не будет трагедией.

Она одарила меня улыбкой, а затем отвернулась, и ее щеки покраснели.

Кровь закипела. Теперь, когда я планировал остаться с ней, я желал ее, всю. Мои руки чесались от желания прикоснуться к ней, удержать ее, почувствовать ее под собой…

«Успокойся, черт возьми», – сказал я себе, радуясь, что ткань штанов плотная.

Марти в костюме Полония, фиолетовой мантии с золотой каймой, выступил со своей обычной подбадривающей речью, а потом помог нам с вокальными разминками и упражнениями на дыхание. Команда техников в эти выходные ставила свет и фильтры, а звуковики настраивали аппаратуру. Декорации были сделаны так, что намеренно казались незавершенными. Марти никогда не использовал навороченные декорации для классических постановок. Он утверждал, что ему нравилось, когда все просто, а слова выполняют всю работу. Я знал, что его ви́дению мешала нехватка денег. Выручка за продажи билетов и субсидии уходили на ренту и налоги.

«Я и это исправлю, Марти».

Его друг-художник нарисовал красивый акварельный пейзаж дворца Эльсинор. Местный продавец антиквариата одолжил пару изысканных, похожих на трон, стульев. Все остальное легко мог унести один из работников сцены в черном. Реквизит был минимальным.

Включая любовное письмо Гамлета к Офелии.

Команда по реквизиту сделала пергамент, завязанный красной лентой и закрепленный восковой печатью. Мартин всегда хотел, чтобы все выглядело органично, и заставил меня самого написать слова:

Теперь эти слова были нашими. Меня и Уиллоу.

– Никогда не ставь под сомнение, – сказал я ей, всегда опуская вторую часть строки. Сердце гремело в груди, потому что это мне еще только предстояло ей сказать об этом. Что я вернусь и буду жить с ней, если она этого захочет.

Фрэнк позвал нас всех встать на места. Я ждал за сценой, наблюдая, как два стража занимают места на площадке. Уиллоу стояла где-то во мраке на противоположном конце сцены, за кулисами.

Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Я не стал отбрасывать мысли об Уиллоу, Джастине, отце или чем-либо другом. Я позволил им остаться со мной. Позволил опыту своей жизни слиться со словами Шекспира, чтобы вдохнуть в них свою жизнь.

Пьеса началась.

Мои сцены с Уиллоу проходили именно так, как это видел Марти: слои боли под насмешливыми шутками и игрой слов, с помощью которых Гамлет мог смутить и обхитрить всех вокруг.

«Сначала была любовь…»

Уиллоу была просто поразительна, но именно ее сцена ближе к концу четвертого акта снесла крышу. Вернувшись из Парижа, гневно обещая отомстить за смерть Полония, Лаэрт увидел, что Офелия обезумела.

Я не мог отвести от нее взгляд.

Волосы выбились из косы. Дикие и неухоженные, они висели перед ее глазами. Платья не было, только белая сорочка, испачканная землей и грязью.

«Как ночью на кладбище, когда она рассказала мне свою историю».

Этой ночью она рассказала свою историю через Офелию.

Сердце колотилось как безумное, и я чуть ли не щурился от яркости таланта, исходящего от нее. Как только она сошла со сцены, я побежал за декорации, чуть не споткнувшись о свернутую веревку, хотел догнать ее, следуя за белой тенью в женскую гримерную.