Книга Линия аллигатора, страница 33 – Чингиз Абдуллаев

Уже сидя в машине, полковник задумчиво сказал:

— Знаешь, я не верю в бога. Нас ведь атеистами воспитывали. Но иногда я думаю, а что, если он все видит? Видит и молчит. Может, он хочет, чтобы мы, люди, сами решали свои проблемы? Поэтому ты сделал правильно, Виктор. Я бы до этого не додумался. Детей ты, конечно, родителям не вернул, но зато такую занозу вытащил из их сердец, что за одно это когда-нибудь попадешь в рай. Если он, конечно, существует.

Виктор засмеялся и больше ничего не сказал. В Лефортово их уже ждал майор Уханов.

— Мы посадили к нему в камеру нашего сотрудника, [1] — сообщил он. — Но их там восемь человек. Вообще-то в камере должны сидеть только двое, но вы ведь знаете, какая в Лефортово скученность. Здесь в некоторых камерах нормы превышены в пять-десять раз.

— Ваш человек вошел в контакт с Казаком?

— Да, тот ему, кажется, доверяет. Они сидят вместе уже вторые сутки. В камере люди сходятся быстрее.

— Как с Маратом? — спросил Юдин.

— Мы уже передали сообщение в прокуратуру, — доложил Уханов, — по нашей картотеке он не проходит. Судимостей не было. Но по агентурным сведениям удалось установить, что это Равиль Карамов, довольно известный в Москве еще несколько лет назад фарцовщик. Потом его подозревали в организации разного рода притонов. Но ничего конкретного доказать не смогли. Фотографии его у нас нет, но вся агентура задействована. Вошел дежурный, доложил, что доставили заключенного. Уханов разрешил era привести. Конвоир ввел опухшего бандита с заросшей физиономией. Его длинные усы висели над будто срезанным подбородком. Острый нос и маленькие глазки дополняли неприятное впечатление. Арестант глядел на сидевших в кабинете молча, настороженно. Он сразу узнал и Самойлова, и Юдина, принимавших участие в его задержании.

— Здравствуй, Проколов, — поздоровался Уханов, — садись, поговорим.

Казак еще раз посмотрел на сидевших в комнате и сел на привинченный к полу табурет.

— Мы специально приехали, чтобы с вами поговорить, — начал Юдин. — Ваш сообщник Крутиков дал некоторые показания, и мы хотим их проверить.

— Какие показания? — Проколов не смотрел никому в глаза, словно боялся себя выдать. — Я ничего не знаю.

— Несколько дней назад, — не обращая внимания на его слова, начал говорить Юдин, — вы вместе с Крутиковым совершили нападение на автомобиль, в котором ехали сотрудники ФСБ. Вы подтверждаете эти показания?

— Какие сотрудники? — спросил Проколов. — Я не знаю, кто там был.

— Мы провели опознание, — сдерживаясь, напомнил Уханов, — и сотрудник ФСБ опознал в тебе того самого стервеца, который убил двух его товарищей. Не темни, Проколов. Ты ведь говорил мне, что был там, но не знал, в кого стреляешь.

— Да, — кивнул Казак, — и сейчас не знаю.

— Кто был еще в машине? — спросил Юдин. — Сколько человек вас было?

— Сами ведь все знаете, — осторожно ответил Проколов, — трое нас было.

— Кто третий? — не отставал Виктор.

— Мужик какой-то, он за рулем сидел, — выдавил Проколов.

— Вы раньше его знали?

— Кого?

— Этого мужика.

— Может, и виделись. Я не помню.

— А как его звали?

— Не знаю, — осторожный взгляд в сторону все время молчавшего Самойлова и наконец еще одно добавление:

— кажется, Марат.

— Кажется или точно?

— Может, точно.

— Где вы с ним встречались?

— Не помню. Меня туда Крутиков отвозил.

— А вот он утверждает, что его вы отвозили.

— Врет, — подпрыгнул Проколов, — точно, врет. Я вообще ничего не знал. Мне Крутиков сказал: «Поедем, выгодное дело есть». А когда приехали, меня в автомобиль посадили и автомат дали. А отказываться в таких случаях нельзя. Вы ведь видели, какой он бандит. Товарища убил и меня хотел замочить.

Самойлов по-прежнему молчал, и это все больше нервировало бандита, который не понимал, отчего молчит этот пожилой начальник. В его молчании было нечто зловещее, отчего Проколов нервничал все сильнее.

— Как зовут Марата? — спросил Виктор.

— Не знаю. Мы его называли Марат.

— А где его можно найти?

— Никак не знаю. Я у него только один раз был.

Самойлов вдруг поднялся со своего места и подошел к бандиту.

— Хватит, — сказал он, с презрением глядя на попытавшегося встать Проколова, — ты не в цирке. Там будешь слоном стоять. А нам врать не нужно. Ты все знаешь. Напрасно дурачка из себя строишь.

— Не знаю я ничего, — испуганно прижал руки к груди Казак.

— Какой ты Казак? — с презрением сказал Самойлов. — Я сам настоящий казак и скажу тебе, что такую гниду, как ты, ни в один дом настоящий казак не пустит.

Тебя за твои вислые усы Казаком назвали, а на самом деле ты дерьмо.

Проколов снова попытался вскочить, но под взглядом полковника остался на месте.

Тот, высказав все, что хотел, повернулся и вышел. Наступило молчание.

— По-моему, будет лучше, если ты начнешь говорить правду, — невозмутимо заметил Уханов.

Через десять минут Проколов вернулся в камеру. Он молча прошел к своему месту, где уже сидел один из его сокамерников. Это был единственный человек в их камере, которому Проколов доверял. Он слышал о нем, сидя в лагере под Семипалатинском, когда Казахстан еще входил в единое государство. Уже тогда все говорили о мастерстве Барона. И теперь, узнав, что его сосед — Барон, он проникся особым доверием к этому малоразговорчивому соседу, не пытавшемуся влезть к нему в душу. Скорее, наоборот, сам Проколов пытался навязать свое соседство Барону.

Барон ничего не спрашивал. Проколов сел рядом и вздохнул.

— Опять мучили, — сказал он. — Гнида Крутиков, все им выложил.

— А где он сам? — лениво Спросил Барон.

— В больнице, гнида. Я бы его удавил.

— Он раскололся?