Книга Аполлион, страница 67 – Дженнифер Ли Арментроут

Ах, Оракул снова наносит удар.

— Она сказала мне что произойдет. Что он вытянет из меня силу и нападет на Совет. Я не поверила ей, потому что это было бы безумием, — Соларис тихо рассмеялась. — Но она настаивала, что я должна остановить его. Что если я не найду сил убить того, кого люблю больше всего, я должна забрать силу.

У меня перехватило дыхание, и казалось, стены закружились.

— Я никогда не думала, что он будет действовать, но Совет предпринял шаги против нас. Они хотели разделить нас, и никто из нас, в нашем наивном эгоизме, не мог вынести такой мысли. Мы оставили безопасность Совета, и вышли в мир сами по себе, — Соларис покачала головой. — Они последовали за нами, отправив самых лучших Стражей. Когда они не преуспели, пришел Орден Таната.

Она с трудом сглотнула.

— Он тогда стал угрожать Совету, и я поняла, что все, что сказал Оракул, сбывается. Она дала мне средства остановить его, но было слишком поздно.

Я прикусила губу.

— Что он сделал?

Её глаза встретились с моими.

— Он никогда бы не сделал это, если бы его не опьянила сила, непревзойденная мощь. Но так случилось. Прежде, чем я смогла остановить его, он забрал мою силу. Было мгновение, сразу после того, как он забрал силу, когда он еще не мог пользоваться ей. Как Ахиллесова пята, и Орден напал. Остальное… остальное это история.

Я не знала, что сказать. Скорбь жгла мое горло. Очевидно, что Соларис любила своего Первого, так сильно, что она ни разу не назвала его по имени. Я не могла заставить себя спросить, как его звали, чтобы удовлетворить свое любопытство, потому что я знала, что это принесет ей только боль.

— Я сожалею, — это всё, что я могла сказать.

Соларис кивнула.

— Что делает твой Первый?

Я рассказала ей обо всем, о разрушениях, о приближающейся войне, о надежде, что мы как-нибудь сможем сделать так, чтобы история не повторилась. Если она удивилась, то она этого не показала. Соларис просто подошла ко мне.

— Я скрыла это от остальных Аполлионов, — снова сказала Соларис. — Я даже не знаю, как ты это увидела. Может быть, это была Судьба?

Боги, хоть один раз Судьба играет на моей стороне. Хорошая перемена.

— Может быть.

— Это проще, чем ты думаешь, — Соларис протянула руку, положив свою холодную ладонь поверх моей. — Ты должна повторить порядок, в котором знаки появились на твоем теле. Сначала. — Соларис сжала мою правую руку. «Θάρρος.»

Смелость.

Потом она накрыла своей ладонью мою левую руку.

— «Ισχύς.»

Сила.

Отпустив мои руки, она положила ладони мне под ребра, над пупком.

— «απόλυτη εξουσία.»

Абсолютная сила.

Наконец, она вытянула руку и накрыла мой затылок.

— «αήττητο.»

Неуязвимость.

Воздух покинул мои легкие и Соларис кивнула.

— Ты должна прижать свою плоть к его и назвать каждый знак его настоящим именем.

— Подожди, — сказал Айден. — Разве не таким же образом он может забрать силу себе?

Я уже знала, поэтому, когда Соларис отступила и повернулась к Айдену, я едва смогла посмотреть на него.

— Да, — сказала она. — Ей придется сделать это раньше него.

Айден открыл рот, но не произнес ни слова. Мы узнали, как получить силу, и это было кое-что, но это будет почти невозможно.

— Это все? — спросила она. — Я хочу уйти.

Персефона откашлялась.

— Я думаю, что да.

На мгновение глаза Соларис встретились с моими, и я подумала, что снова увижу её. И скорее, чем ожидаю. Я не знала, откуда взялась эта мысль, брала ли она начало в чем-то реальном, или это просто паранойя.

— Ты уверена, что хочешь это сделать? — спросила она тихим голосом, чтобы только я могла услышать. — Сила Убийцы Богов перейдет к тебе. И хотя ты возможно и чувствуешь силу и думаешь, что можешь контролировать её, она может захватить и тебя тоже.

Она выглядела так грустно, словно знала эту великую тайну, и вздохнула.

— И для какой бы цели боги ни искали возможности тебя использовать, когда они это сделают, ты думаешь, они оставят тебя в покое? Как предупредил меня оракул, двоих в одном поколении быть не может.

И потом её уже не было, но её прощальные слова запали глубоко, обернувшись вокруг души и сердца. Её слова не были предупреждением, а больше констатацией факта. Я взглянула на свою левую руку и почувствовала, что мой приговор был подписан задолго до того, как я узнала, кто я.

Я прерывисто выдохнула.

— Ну, это было депрессивно, — Калеб провел пальцами по волосам. — Если бы я уже не был мертв, я бы захотел покончить с собой.

— Без сомнений, — пробормотала Персефона. — Но мертвые люди, не хочу никого обидеть, часто смотрят на всё с плохой стороны.

Калеб пожал плечами:

— Я не обиделся.

Каждый раз, когда я видела Калеба, он не казался подавленным. Как будто прочитав мои мысли, он улыбнулся, и я вспомнила, что он сказал мне, когда я была в лимбе. — Ты сказал, что для него еще есть надежда.

Калеб с важным видом повернулся ко мне, показавшись мне таким живым, что это было больно видеть. Обхватив меня руками, он крепко меня обнял.

— Всегда есть надежда. Может быть не такая надежда, о которой ты думаешь, но надежда есть.

Я поначалу не поняла, поэтому прижалась к нему крепче, зная, что наше время быстро приближается к концу. Вдохнув свежий запах Калеба, я поняла, что мне нужно узнать что-то, что возможно разорвет меня на лоскуты.

Отстранившись, я повернулась к Персефоне:

— Где её Первый?

Прошла целая минута прежде, чем она ответила.

— Он в Тартаре.

Я прижала пальцы ко рту прежде, чем комок в горле вырвется наружу. Это было не столько из-за судьбы Первого, сколько из-за того, что это означало. Если я преуспею и смогу убить Сета, его судьба будет такой же. И моя тоже.

Я липла к Калебу следующие пятнадцать минут или около того, пока Айден занимал себя разглядыванием оружия, а Персефона подтачивала ногти или что-то в этом роде. Пока мы сидели на полу в военной комнате с коленями, прижатыми друг к другу, Калеб рассказал мне о том, что делает здесь внизу, чтобы провести время, а я рассказала, как сильно Оливия хочет его видеть. Мы не говорили о том, что будет дальше. Я была уверена, что Калеб знал о сумасшествии, которое творится наверху, и никто из нас не хотел портить эти драгоценные минуты.