Онлайн книга «Кукла на троне»
|
– Ваше величество… – невнятно, водянисто промямлил Борн, – простите меня… – А что вы готовы сделать, чтобы заслужить прощение? – Я… у меня… есть деньги. Ваше величество… пятьдесят тысяч золотых… – Всего-то? – Семьдесят… восемьдесят… – он облизал пересохшие губы, – сто… – Предлагаете императрице жалкие сто тысяч?.. – Сто двадцать… сто пятьдесят! Ваше величество, у меня нет больше. Клянусь! Сто пятьдесят тысяч!.. – С чего вы взяли, что дело в деньгах? Юлиана Великая объединила Империю благодаря своему исключительному чувству справедливости. По мере возможностей, я хочу следовать ее примеру. Минерва дала знак, и генерал ткнул в руки министру исписанный лист бумаги. Борн поднес его к близоруким глазам, забегал зрачками по строкам… – Ваше величество, но это… это же… – Признание в совершенных преступлениях – мошенничестве и казнокрадстве. Вам следует вписать точную сумму, которая мне неизвестна, и поставить подпись. – Но я не… так нельзя!.. Лорд-канцлер не позволит!.. Генерал ударил его в живот с такой силой, что Борн упал на колени. – Забудь лорда-канцлера, ничтожество. Перед тобой императрица! – Подумайте, ваше величество, – прохрипел Борн, – казна пострадает… рухнет налоговая система! Ущерб Империи… Минерва подняла палец, требуя тишины. – Шхуна «Стремительная» сегодня отправится в плавание и со временем причалит в некоем порту. Его название во всей столице буду знать лишь я. Если лорд-канцлер и захочет помочь столь невежливому человеку, как вы, то ничего не сможет предпринять. Лично вы находитесь под защитой Ориджина, но вашу семью не защитит никто… кроме вас. Подпишите данную бумагу, а позже – по моему сигналу – придите в суд и устно повторите признание. Притом отметьте, что ни ваш помощник Франк Морлин-Мей, ни министр финансов Альберт Виаль не повинны ни в чем, а вся тяжесть преступления лежит на вас. После того, как состоится суд, шестеро близких вам людей обретут свободу. Министр задрожал всем телом. Приговор суда по такому обвинению – десять лет каторги в рудниках. – Ваше величество, умоляю… ради Янмэй, будьте милостивы… возьмите деньги! Владычица усмехнулась: – О, разумеется, и деньги тоже! Вы вернете каждую агатку, которую успели украсть со дня начала мятежа. Вернете не в казну Роберта Ориджина, а на особый счет Короны в банке Конто. – Ваше величество, я уже потратил… – Как жаль… Надеюсь, ваша семья простит вас. – Если я не… если не смогу, то… что будет с ними? – Пофантазируйте об этом в свободное время. Хотя у вас его так мало – все дела, дела… Не смею больше задерживать, сударь. По знаку императрицы воины схватили Борна и вытолкнули на лестницу. Он попробовал задержаться: – Ваше величество… Минерва даже не обернулась, а в спину министра уперся клинок. Больше никто не сказал ни слова, пока Борн не покинул грузовую палубу. Когда он исчез, гвардейцы закрыли бочки. – Как только судно отплывет, – приказала Минерва, – выпустите их, накормите и напоите. – Будет исполнено, ваше величество. – Дальнейшие инструкции вам известны. – Так точно. Генерал Алексис все еще смотрел в люк, в котором исчезла спина министра. С брезгливою злобой он сказал: – Серпушка наказана… Но чертова искра живет и здравствует! Мира же поймала себя на том, что не ощущает никакой злости. Еще час назад был и гнев, и презрение… А теперь, когда задуманное свершилось, осталось странное чувство – запоздалая робость. Оказывается, я могу?.. Имею право быть злой и мстительной, наказывать, уничтожать?.. Титул императрицы явно подразумевал это, и Мира не сомневалась – пока не сделала. Теперь же взяла оторопь, даже испуг: боги, я хватила через край! Одно дело – изображать грозный вид, совсем иное – брать заложников, шантажировать, ообещать расправу. А что, если Борн не поверит моим угрозам? Сейчас-то напугался, но после успокоится и решит, что я блефую. Если мне придется привести угрозы в исполнение – что тогда? Прикажу убить невинных людей? Пойду на попятную, Борну с Ориджином на смех? Возможно, лучше отступить прямо сейчас? Борн готов заплатить сто пятьдесят тысяч – это очень немало, с лихвою хватит на ремонт путей!.. Но как тогда быть со справедливостью? Чем я буду лучше лорда-канцлера, если соглашусь на взятку?.. Словом, Мира пребывала в смятении чувств, когда генерал Алексис произнес свою реплику. Жгучая ненависть в голосе полководца удивила ее. – Генерал, разве Борн причинил вам зло? Лично вам? – Он – нет. Но тот, кому он служит… – Вы ненавидите Ориджина? Еще недавно она сама питала к герцогу нечто, весьма похожее на ненависть. Но сейчас, спросив вслух, заметила несуразицу. Герцог – самовлюбленный нахальный негодяй… Но прямо ненавидеть – не много ли чести? – Ориджин попрал законы войны, – процедил Серебряный Лис. – Он был разбит на честном поле боя, но ударил в ответ ночью, исподтишка, в спину – как последний разбойник. Его люди даже нарядились бандитами, поменявшись одеждой с лабелинской швалью! Они не гнушались резать спящих, поджигать дома с солдатами внутри! Четверть моих воинов погибла, даже не взяв в руки меча. Среди них было двое моих друзей… Генерал осекся, заметив удивление на лице Минервы. – Простите, ваше величество. Я не имею права изливать чувства при вас. – Вы имеете полное право говорить мне все, что сочтете нужным. Ваши чувства понятны мне. Удивило другое: почему вы не взяли дворец Пера и Меча? – Виноват?.. – Когда вы вернулись в столицу с тремя полками, Ориджин удерживал дворец. Ваши воины были измотаны и обескровлены, но вдесятеро превосходили числом. Отчего вы не пошли на штурм? – Владыка Адриан приказал мне дождаться его прибытия, тем временем дав отдых солдатам. – Но почему вы не атаковали, когда Адриан погиб? – Я счел нужным узнать решение нового императора. – Так вы и сказали мне тогда, и я не удивилась, поскольку не знала, как сильно ненавидите Ориджина. Теперь – знаю. Вы – решительный человек, не из тех, кто боится ответственности. И вы имели личные причины уничтожить герцога. – В тот день ваше величество сами назвали причину: если бы мы убили Эрвина, армия генерала Стэтхема вошла бы в столицу и устроила кровавую баню. Мира полностью поверила бы этому доводу, не вспомни генерал ее же слова. «Вы же сами говорили…» К чужим аргументам зачастую прибегают тогда, когда свои хотят скрыть. Так или иначе, пожалел ли Алексис своих измученных солдат, совершил просчет или попросту струсил – сейчас нет смысла лезть ему в душу. |