Книга Госпожа ворон, страница 102 – Анастасия Машевская

— Умыкнули из-под носа, — вполголоса прокомментировал альбинос взгляд Маатхаса. Тот усмехнулся. — Собственно, это даже неплохо, — вдруг не по-своему деловым тоном добавил Гистасп. — Давно хотел поговорить с вами, тан…

Сагромах испытал серьезное недоумение и страшно заинтересовался. К чему бы это?

— На трезвую, так сказать, голову, — чуть тише добавил Гистасп, скосив взгляд куда-то в бок.

Сагромах засмеялся.

— Так чем обязан, Гистасп?

— Ну, с вами я явно не политику обсужда…

— Тану идет, — вдруг обронил Сагромах, а потом вдруг нахмурился: едва удалось встретиться с ней взглядом, Бану перехватил ахрамад.

— Пойдемте на лоджию, — позвал Гистасп и намеренно вывел Маатхаса на балкон, с которого открывался вид на сад. Дорогой альбинос обновил выпивку на подносе у слуги, так что, остановившись у парапета, какое-то время Гистасп и Сагромах пили молча. Вскоре в саду показалась Бану в компании Аймара Дайхатта, и Маатхас помрачнел. Он оглянулся, проследив выражение лица собеседника, и, желая отвлечься, облизнулся:

— Не знаешь, с чего начать?

Гистасп опустил бесцветно-серые глаза, блуждая взглядом во влаге вина. Да, так сразу и не скажешь.

— Гистасп, — позвал Маатхас, — мы взрослые люди, говори, как есть.

Гистасп запрокинул голову к небу — солнечному, безудержно светлому и чистому, как намерения благородного мужчины — оскалился, собираясь с духом. Потом выдохнул, пригубил вина и, указав бокалом на гуляющих по парку танов, заключил:

— Она должна быть с вами.

Маатхас замер с вином у губ. Если признаться в душе, он ожидал чего-то подобного, но все равно сейчас на лице застыла неминуемая печать напряжения. Пусть бы Гистасп и был старше, пусть бы и находился подле Бансабиры все время, выслушивать советы по такому поводу Сагромах находил неловким. Любовь — дело двоих, не меньше, не больше.

Видя колебания собеседника, Гистасп чуть улыбнулся: второе слово всегда дается легче первого.

— Она должна быть с вами, — настоял генерал. — И знаете почему?

Маатхас с одной стороны хотел сказать Гистаспу, что тот лезет не в свое дело, и лучшим для него будет заткнуться вовсе. Но с другой, больше всего на свете Сагромах желал, чтобы альбинос продолжил говорить, сказал то, что Маатхасу нужно услышать, и — чего таить греха — дал уже, в конце концов, какой-нибудь дельный совет.

Не зная, что выбрать, Маатхас обернулся на Гистаспа и молча посмотрел на него, надеясь, что тот увидит в его взгляде чего-нибудь такое, что заставит генерала самого принять решение: продолжать или умолкнуть. Тот усмехнулся неуловимо, уставился перед собой на гуляющих вдалеке госпожу и Дайхатта, и изрек:

— Вы любите ее.

Маатхас задохнулся — но не мешал.

— Любите без памяти, — горячо заверил Гистасп, как если бы Маатхас сам был не в курсе. — Глубоко и истово, так что я не сразу даже понял, насколько вы серьезны.

Маатхас немного пришел в себя и с помрачневшим в отчаянии лицом тоже отпил вина — большими глотками.

— Как вообще понял, — пробурчал вслед.

— Бросьте, — вдруг посмеялся Гистасп, — ваши чувства очевидны. Достаточно хоть раз увидеть, как вы смотрите на тану. Не говоря о большем.

— А как я смотрю на нее? — вдруг заинтересовался Сагромах.

— Хм, — Гистасп покрутил в пальцах хрустальный бокал с вином, размышляя над ответом. — Как это ни тривиально, но, если бы тану Яввуз была луной, вы выли бы волком на ее свет.

Теперь с горькой иронией хмыкнул Маатхас.

— А разве сейчас все не как ты сказал?

Гистасп обернулся к парапету балкона спиной, прислонился поясницей, пригубил вина и, удерживая бокал несколькими пальцами, вознес перед собой указующий перст той же руки.

— Не совсем. Танша любит собак, в том числе волков. И, знаете, немало из них воет на нее. Но в отличие от Юдейра, от ее наставника (не уверен, но встреча с ним навела меня на эту мысль) и всех других, у вас есть то, что позволяет вам, тан Маатхас, — Гистасп подчеркнул титул Сагромаха, — прыгнуть в небо за этой луной — и поймать.

Маатхас вопросительно вздернул бровь, прямо уставившись на собеседника.

— Статус, — пояснил Гистасп. — Право по рождению составить ей пару.

Маатхас перевел глаза вдаль — на Бану и Аймара.

— Вся гнусность в том, — продолжал Гистасп, — что у остальных танов оно тоже есть. Положа руку на сердце, тан: вы всерьез считаете, будто какой-нибудь Аймар Дайхатт или, того хуже, Мураммат Раггар заслуживает таншу больше вас? — Сагромах с недоумением воззрился на альбиноса: это озлобленные нотки мелькнули сейчас в его голосе?

— Бансабира Яввуз должна быть с вами, — непререкаемо заявил Гистасп. — Вы можете этого добиться, хотя бы потому, что желаете ее — ее всю, — больше остальных. Но вместо этого вы все время отходите в тень, уступая дорогу предприимчивым, заносчивым, и подлым.

Гистасп, похоже, не на шутку озлился, удивился Сагромах, впервые застав такое настроение альбиноса.

— Я не представляю, как можно заставить ее сделать хоть что-то, — наконец, сдавшись, поведал Сагромах. Если здесь можно получить совет, почему нет?

— Ее и нельзя заставить, вы прекрасно знаете. Но тану можно убедить. — Взгляд Гистаспа вдруг сделался, как перед отличной охотой или партией в шахматы со стоящим противником.

— Тан, — воззвал Гистасп не по-своему патетично, — вы заслуживаете Бансабиру не потому, что вы — северянин, и вас поддержит наш танаар. Не потому, что соседские земли ценнее каких-нибудь других. Не потому, что ваши неполные пятнадцать тысяч якобы могущественней тридцатитысячной орды Дайхатта или ваши сундуки будто бы больше запасов жадного Каамала, — Гистасп чуть подался вперед и доверительно поведал:

— Вы заслуживаете Бансабиру больше всех других претендентов потому, что любите ее. Будь тану защитницей самого слабого и малого танаара, будь она танин Пурпурного дома и просто дочерью действующего владыки, — разве в этом случае вы не хотели бы быть ее мужем? — в лоб спросил Гистасп.

Маатхас, наконец, отвел глаза. Непростая беседа, как ни глянь. Трудно, очень трудно сознаваться в чем-то настолько личном. К тому же, в общем-то, чужому человеку.

— Хотел бы, — тихо отозвался Сагромах, не встречаясь с Гистаспом взглядом.

— И она бы хотела.

Маатхас, откликаясь, дернул головой на звук генеральских слов. Гистасп улыбнулся — благожелательно и искренне, так, как Маатхас прежде очень-очень редко за ним замечал.

— Потому что в глубине души знает, — продолжал генерал, — вам нужны ни ее армия или надел, ни ее связи или союзы. Вам нужна она, — Маатхас чувствовал, как от слов альбиноса начинает покрываться пятнами дикого смущения. — И тану ждет, хоть никогда и не сознается, когда вы сделаете предложение, от которого ей не захочется отказываться. При этом сделаете так, что выбора отказаться у нее и не будет.