
Онлайн книга «Мать Сумерек»
— Что это?! — испуганно Кхассав выпучил глаза на Бану. Та по-прежнему улыбалась мистически и блаженно одновременно. — Киты! — бросил в ответ Шухран, ухмыляясь. — Уходят на юг, чт… Тартану подкинуло снова, и команда, перекрывая голос сказителя, дружно загоготала. С других судов тоже начали доносится схожие возгласы. Кхассав, не особо опытный мореход, наконец, приноровился к качке и ударам с самых разных сторон. К горлу подступило мерзкое чувство, но пока раман держался. Тартана скользила по морю, днищем седлая волны. Сказитель прославлял солнце и Бога Акаба, морского змея, рожденного Великой Матерью, который благословляет богатый улов и позволяет с каждым кругом солнца в небесах умножаться стаям рыб. Многочисленным и тучным после летнего нагула. Слава Праматери Дающему Сыну, Астахирскому Змею из Льда и Снега, Что уснул, сторожа свой невод, Что короной увенчан солнечной! Славу воспев Змеиную, Гость прибывает сдержанный. Скромный проситель Моря, Тихий блуждатель жизни. Когда начальный мотив иссяк, настало время просьбы. И по всем кораблям, вразнобой зазвучали одни и те же строки, от которых во все времена зависел, по мнению рыбаков, успех охоты. Просим Всевластного Бога, О, почтенный! Акаб! — ревели на кораблях. Просим Всевластного Бога, О, изменчивый! Акаб! — Кхассав оглядывал моряков, вторивших сказителю, как один, и с трепетом понимал, насколько в этом мире чужие все, кроме самих северян. Просим Всевластного Бога, О, жертвующий! Акаб! — Кхассав вздрогнул, когда с обеих сторон от корабля показалось два буро-серых с желтоватыми пятнами спинных гребня. — Да сколько их тут?! — не сдержавшись, ужаснулся он, озираясь нервно. Ему никто не ответил. Просим Всевластного Бога, О, бескрайний! Акаб! И, будто призванный, могучий Владыка Вод низверг на охотников один из первых октябрьских дождей. У Кхассава мгновенно заледенели колени. Зубы стучали так, что слышали все вокруг. Таир вскоре выбросил из рук весло. Он обхватил себя руками и согнулся, чтобы хоть как-то отогреть окоченевшие пальцы. Над ним не гоготали в голос только из-за пения молебна. Но Кхассав видел презрение во взглядах гребцов и — растерял весь выдох! — только сейчас понял, что на гребле сидело и несколько женщин. — Давай! — проорал рулевой, и те, кто стоял у бортов на изготовке, прицельно, один за другим, начали спускать гарпуны в китов. Взыщи жизнь за тысячи! — пели моряки со всех кораблей, невпопад друг с другом, взрывая воздух между морем и небом. Взыщи жизнь за тысячи! — дробью колотил дождь. Взыщи жизнь за тысячи! — гулко врывался в бурю из пения грохот ударов весел о волны. Киты начали отбиваться. Вырывались, били судна хвостами, бодали боковинами огромных морд. Возьми одного — спаси всех! Возьми мужчину — спаси весь дом! Возьми женщину — спаси весь род! Под наклоном крена, Бансабира невольно поползла к одному из бортов, пытаясь хоть как-то сохранить равновесие. Корабль бросало с волны на волну, метало то ветром, то течением, то ударом. С неба обжигающе ледяными каплями хлестал дождь, снизу, из-за бортов, щедро зачерпнутые массивными хвостами, летели еще более холодные брызги, обдавая моряков с головы до ног. Концентрация на происходящем давалась труднее, но почему-то ни настроение, ни настроя среди северян не убывало. О, Акаб, Всевластный в волнах, Несдержанный! Мудрость веков хранящий с Матерью Всеблагой! О, грохочи волнами и бей хвостом! Пусть разносится твой рев устрашающий! Далеко за пределы мира, туда, где угасает солнце. Туда, где начинаются отливы и приливы! Гарпуны почти закончились. Лишь несколько последних из числа запасных орудий еще лежало на палубе. Однако киты, истыканные, точно шипастая драконья шкура, не думали утихать. Кхассав и Таир окончательно продрогли. Телохранитель рамана более не пытался грести, все также обхватывая себя руками в надежде согреться. Раман продвигался ближе к корме в надежде забраться к рулевому — там его наверняка не достанут никакие брызги. Было такое чувство, будто кости изнутри покрываются инеем, и теперь раман Яса всерьез костерил себя, как последнего барана, что вообще сунулся в этот кромешный ледяной кошмар без края, конца и солнца. — Долго еще?! — крикнул он ближайшему матросу. Тот скорчился, явно изображая, что из-за грохота вокруг ничегошеньки не слышать. — ДОЛГО ЕЩЕ?! — повторил Кхассав, насколько мог громко. И тут же сообразил, что, кажется, сорвал голос. Теперь собеседник изобразил изумление, поморгал и заржал в голос: — Да ты чего! Охота ж только началась! — ТОЛЬКО НАЧАЛАСЬ?! — раман не сдержался, зная, что ответа не получит: моряк по-прежнему заходился в необъяснимом для Кхассава веселье и вторил сказительскому пению. Бей хвостом, о, могучеглавый! Пусть утробный рев разнесется вдаль на снежном крыле! Пусть ликуют гиганты в волнах. Пусть кричат от ужаса гиганты в небе, что страшатся грома! Пусть повелевают громом те, что слышат твой рев, о, Змей! Пусть гиганты всплывают из волн — И будет такова твоя милость и наша жертва! Пусть! — взвивалось к мрачно-свинцовым небесам над морем. Пусть! — скрадывалось за ударами хвостов и грохотом волн. О, Всеблагая и Мудрая, Мать Акаба, Достойная, Первая! О, верни в дом, вдохни жизнь, верни силы! О, приумножь стада! О, сбереги детей — на земле и в море! О, да взрастут дети моря на жизнь детям мира! О, Всеблагая и Мудрая, Даруй прощение тем, кто вынужден! Даруй милость тем, кто отнимает безнаказанно! О, вечные повелители Зимы и Жизни! Пусть сияет милость Богов в сердцах людей! Пусть славится сила, что дает начало! Пусть славится сила, что не несет конца! Пусть! Пусть! * * * Киты тащили их еще почти час в непонятном и неизвестном направлении. Раман уже простился с миром и мысленно завещал малолетнему сыну достойно править вместо него, испросив у Богов для этого все возможные благословения. |