Онлайн книга «Библиотека в Париже»
|
– В Чикаго! – пискнула Элеонор. – Чикаго! – Я вздохнула, жалея, что не могу скрыться где-нибудь от людей, которые наблюдают за каждым моим движением, отправиться в большой город, полный небоскребов и модных ресторанов. – Вы должны поехать! – Я не садилась в поезд с тех пор, как приехала сюда сорок лет назад. И столько же времени не видела мою подругу Люсьен. – Но почему вы до сих пор не поехали? – спросила я. – Она нас приглашала, но Баку не хотелось ехать. А после его смерти я отказывалась уже просто по привычке. – Подумай об универсальных магазинах и театрах! – воскликнула Элеонор. – Ну, если бы у меня была возможность… И разве не прекрасно будет повидаться с подругой? – Она приглашает меня на целый месяц. – Мы с Лили отвезем тебя на вокзал, – предложила Элеонор. – Я подумаю, – ответила Одиль. По своему опыту я знала, что это, скорее, означает «нет». В тот вечер, лежа в постели, когда я уже задремывала, читая журнал, в мою комнату просочились под дверью звуки спора. – Сью Боб не может справиться со своими дочерьми, зато думает, что может мне диктовать, как воспитывать мою? – говорил папа. – Энджел безнадежна, и Мэри Луиза идет по ее стопам! – Ерунда! – возразила Элеонор. – Мэри Луиза просто очень пылкая. Мое сонное сердце наполнилось благодарностью. Дверь скрипнула, открываясь, и тапочки Элеонор-примирительницы тихо прошелестели по ковру. Она выключила мою лампу. – Спасибо, – прошептала я. – За что? За то, что не разозлилась за мое шпионство. За то, что ободрила Одиль. Что увидела все лучшее в Мэри Луизе. За понимание. Я ничего этого не сказала, просто забралась под одеяло, чувствуя себя намного счастливее, чем раньше. Через десять дней мы с Элеонор отвезли Одиль на станцию в Вулф-Пойнт. Я с заднего сиденья смотрела на пробегающие мимо голые поля, и мне хотелось, чтобы это я уезжала. Пока мы ждали на платформе, Одиль спросила: – А если она изменилась? Если у нас уже нет ничего общего? Что тогда? – Ты можешь вернуться домой раньше, – ответила Элеонор. – Фройд никуда не денется. – Я не по Фройду буду скучать, – покачала головой Одиль. Я тихонько толкнула ее ногой: – Я тоже буду скучать. Поезд дальнего следования с пыхтением остановился, Одиль села в вагон. Мы с Элеонор, оставшись на пустом перроне, махали, пока Одиль удалялась от нас. Две недели спустя, за обедом, нарезая цыпленка для Джо, я снова спросила папу насчет получения водительских прав. – Мэри Луиза их уже получила. – Ты сравниваешь себя с другими? Но ты прекрасная и особенная девочка. Я вытерла кетчуп с физиономии Джо. – Ладно, я особенная, и я последняя в классе, которая получит права. Мне хотелось сказать папе, что он не может навечно запечатать меня в этом доме. Мэри Луиза уже научила меня водить на той грязной дороге, которая вела к болоту. Это не так уж и сложно. – После того, что случилось с девочкой Флиннов, я слишком тревожусь, – сказал папа. – Не хочу, чтобы с тобой случилось нечто в этом роде. Джесс Флинн ехала в пикапе с пьяными парнями. И когда «форд» перевернулся, она погибла мгновенно. Наш городок горевал по ней уже пять лет. – Подростки не напиваются и ездят только в школу и обратно, – возразила Элеонор. – Ничего нет плохого в том, чтобы предоставить молодой женщине немножко независимости. Разве не лучше будет, если она немного попрактикуется здесь до того, как уедет в колледж? Папа обвинил ее в том, что она принимает мою сторону, чтобы понравиться мне. Элеонор начала убирать со стола, швыряя серебряные приборы на тарелки. Теперь я очутилась в центре их ссоры, причиной которой невольно послужила. После ужина забежала Мэри Луиза. И мы, сидя на полу, скрестив ноги и прислонившись спинами к моей кровати, слушали британскую рок-группу The Cure. – Папа с Элеонор снова сцепились, – сказала я. – Как бы мне хотелось сбежать в Чикаго! – Ну, чтобы скопить на такое денег, нужна вечность. К тому времени тебе уж тридцать будет. – Ну да, и я буду слишком старой, чтобы радоваться. – Лили! – крикнула снизу Элеонор. – Приглуши музыку, она пугает Бенджи! Почему бы тебе не пойти полить растения Одиль? Там уже, пожалуй, все засохло! Гостиная Одиль выглядела как прежде: корзинка с пряжей около кресла, на кофейном столике – мои изделия: лавандовое саше, кожаная книжная закладка. Но не звучал Бах, никто не расспрашивал меня, как прошел день. В доме не пахло так, словно из духовки только что достали горячее печенье, от легкого запаха пыли дом казался опустевшим. И с задернутыми занавесками, без Одиль комната походила на тело без души. Весь дом был в нашем распоряжении. Мы могли делать, что захотим. И у нас никогда больше не будет такого шанса. Я открыла один из ящиков стола, но там лежали только старые вырезки из газет. – А что вообще ты ищешь? – спросила Мэри Луиза, опрыскивая водой кудрявый папоротник. – Подсказки. Мне хотелось узнать то, о чем Одиль никогда не рассказывала. Я стала снимать с полок книги, надеясь найти еще какие-нибудь фотографии, любовное письмо, дневник. Запретное волновало. А как еще можно что-то разузнать? «Не шпионь. Ты навлечешь на себя неприятности». Мне стало немножко стыдно, но я продолжила ворошить страницы. – Может, ты и не знаешь Одиль так хорошо, как тебе кажется? Что, если она влюбилась в какого-нибудь нациста? Я вспомнила фотографию «защитника библиотек». Для нациста он выглядел неплохо. Я покачала головой: – Нет, невозможно! Она состояла в Сопротивлении, прятала в книгах шифровки. Спорим, она влюбилась в одного из партизан, ох, а его убили во время какой-то секретной миссии… – Она целый год не смеялась, – добавила к истории свою часть Мэри Луиза. – А потом познакомилась с мистером Густафсоном, и он помог ей снова улыбнуться. Кстати, как они встретились? Я высказала предположение: – Он спрыгнул во Францию с парашютом, и его ранили враги. Его отвезли в госпиталь, где она раз в неделю работала волонтером. – А когда его увидела, стала там работать каждый день. Мы изучили свадебные фотографии Одиль. Вот она, сжав губы, смотрит в объектив. А Бак смотрит на нее, его глаза светятся любовью. – Разве ты не можешь представить его на больничной койке и как он восхищен ею? – спросила я. – И он ей нравится, но она этого не показывает, потому что в те времена женщины должны были притворяться застенчивыми. |