Онлайн книга «Новогодняя коллекция детектива»
|
– А он? – тупо спросила Александра. – А он говорит – нет, мне пока что-нибудь полегче… За калием я попозже приду… Лада подошла к дивану, на котором они рыдали, и посмотрела по очереди на обеих подруг. – Что? – спросила она. И тут они захохотали. Все втроем. Они хохотали так, что снизу стали стучать по батарее полоумные соседки, которых раздражал даже звук отодвинутого стула. Они корчились от смеха и катались по дивану. Они утирали слезы и кашляли, не в силах остановиться. Они взглядывали друг на друга, опухших от слез и горя, и хохотали еще громче. Назло врагам. Назло соседкам, полевым командирам и Вике Терехиной. Ничтожество Победоносцев в качестве врага даже не рассматривался. Отсмеявшись, они некоторое время молча полежали на диване. – Пойду кофе сварю, – сказала Александра будничным голосом. – Сходи, Мань, за мороженым, как самая трезвая. Или за тортом. Только у меня денег нет. – Зато у меня тьма, – таким же будничным голосом отозвалась Лада. – Я тебе сейчас дам… – Нужно привыкать, – сказала Маша, когда они пили кофе, очень горячий и очень крепкий, – Александра умела заваривать кофе. – Как-то нужно взять себя в руки, Сашка. И тебе, и мне, и Ладе. Вика небось уже пронюхала, что она у тебя живет. Следующим номером ее уволит… – Меня не уволит, – заявила Лада с полной категоричностью. – Меня невозможно уволить. – Почему же? – язвительно спросила Маша. – По кочану же, – тем же тоном ответила Лада и тряхнула своим необыкновенным бюстом. – Меня Васятка завсегда прикроет. Васяткой звали ее нового, недавно приобретенного любовника из самых «верхов». Очевидно, с Васяткой не могла справиться даже всесильная Вика. – Что с работой-то будем делать? – спросила Маша. – Куда бросимся? А, Сань? – Шут его знает, – равнодушно ответила Александра. Денег у нее не было вовсе. Два последних дня ее кормила Лада. – Можно, конечно, попытаться и на телевидение, но когда поспокойнее станет, не сейчас. Правильно я говорю, Ладка? – Ну, Вешнепольский, наверное, и сейчас бы взял, но его нету, Вешнепольского… Так что надо где-то на стороне искать… – На какой? – осведомилась Александра устало. – Что – на какой? – На какой стороне искать, я спрашиваю? Я умею только кино снимать и тексты к нему писать. Могу еще фартуки шить. А больше ничего… – Хочешь, я поговорю с тетей Лидой? Машина тетка заведовала аптекой, в которой она работала. – Мань, я ничего не умею. Даже бутылки мыть. Разве такого работника кто-нибудь возьмет – будь это даже твоя тетя? И отстань от меня, мне нужно как следует оплакать мое телевизионное прошлое… – Внезапно голос у нее дрогнул и сорвался. Слеза капнула в чашку. Девчонки отвернулись. – Мне нужно научиться жить без него, – продолжала Александра. – Это же наркотик, Мань, спроси хоть у нашей гетеры. Я каждый день слышала себя по телевизору. Я брала интервью у министров и вице-премьеров или вон у Ладкиного Васятки. Мне трудно… привыкнуть к мысли, что больше ничего этого в моей жизни не будет. Никогда. Никогда… – Да пошла ты!.. – Лада вскочила и в волнении плеснула себе еще кофе. – Все забудется. Ты же знаешь, что такое наша среда. Все возникает из ничего и уходит в никуда. Через месяц никто ни о чем не вспомнит! – Вспомнят, если Вике будет нужно, – рассудительно сказала Маша. – А значит – что? – Что? – хором спросили Александра с Ладой. Они привыкли, что Маша Вершинина всегда находит выход из положения. В школе она была самой умной и побеждала на всех олимпиадах, как по физике, так и по литературе. Она решала за них контрольные и выдумывала необыкновенные истории для бабы Клавы, когда требовалось «прикрыть» очередной поход в ветлечебницу. – Нужно придумать что-нибудь, чтобы… ваша… Вика. – Маша никогда – боже сохрани! – не позволяла себе материться, в отличие от Лады, любившей щегольнуть фразочкой поцветистей. – …Ну, чтобы она поняла, что ты не имеешь на этого козла никаких видов. Лада с Александрой переглянулись. – Блеск! – восхитилась Лада. – И как это сделать? Но Маша не заметила иронии. Захваченная новой идеей, она повернулась к подругам, глаза у нее блестели. – Пока она считает, что ты преследуешь этого козла, житья тебе не будет. Как все истерички с маниакально-депрессивным синдромом, она может убедить себя в чем угодно. Все-таки Маша закончила почти медицинский институт и в терминологии разбиралась здорово. – Ну, ну!.. – поторопила нетерпеливая Лада. – Нужно убедить ее, что он тебе совершенно не нужен, только и всего. Что тебя от него тошнит. Что ты не можешь видеть его мерзкую гладкую рожу. Что последний бомж тебе милее и роднее, чем этот… типус. – Замечательно! – похвалила Александра. – И как же мне это сделать? – Побыстрее выйти замуж! – провозгласила Маша и с торжеством поглядела на ошарашенных подруг. – Ну, в смысле, развестись, конечно, сначала. – Конечно, – согласилась Александра, – сначала мне придется развестись… Они не знали самого главного: ей предстояло не только развестись, но и сделать аборт. Развели их очень быстро, за час. Аборт занял полтора. За вещами бывший муж прислал шофера, унизив ее еще и этим. Теперь можно было с уверенностью утверждать, что в курсе дела все, даже шоферы. Разговаривать с ней ее бывший муж не стал, хотя, непонятно зачем, она сделала такую попытку. – Мазохистка! – сказала ей Лада. Но Лада не знала об аборте… На кредитной карточке у Александры были кое-какие деньги, что позволило ей заплатить за наркоз в хорошем медицинском центре. После аборта никаких дел в жизни у Александры не осталось. Конечно, можно было держаться, вспоминая Викино лицо, когда та говорила, что Александра не даст теперь прохода несчастному Победоносцеву. Можно было держаться, думая о Вешнепольском и Маше. А потом, в какую-то минуту, держаться стало невозможно. Спать было невозможно, есть тоже невозможно, поэтому Александра не спала и не ела. Не вспоминать тоже было невозможно. И она вспоминала, разрывая себя этими воспоминаниями, разъедая собственное воспаленное сознание. Она не плакала и не билась в истерике. Она думала свои думы, сидя в углу, каждый день в другом, не замечая, как зарастает пылью ее некогда ухоженный дом. Маленький рай, созданный в отдельно взятой квартире, которым она так гордилась. Телефон не звонил, и телевизор она больше не смотрела. |