Книга Железный крест, страница 128 – Вильгельм Хайнрих

Кизель промолчал, и тогда полковник медленно подошел к адъютанту.

— Я думаю о том, что бы было с Мерцем, если бы я послушался вас и перевел Штайнера в штаб. Я никак не могу избавиться от этой мысли.

— Я сам уже об этом подумал, — ответил Кизель.

Брандт пристально посмотрел на него.

— Надеюсь, вы не забыли свои слова про Провидение?

Кизель кивнул. Несколько секунд Брандт стоял, не шелохнувшись, глядя поверх его головы куда-то в угол комнаты. Затем повернулся к своему стулу и сел, опустив голову.

Кизель бросил взгляд в окно. На фоне пылающего неба вырисовывались руины города. Сквозь стекло в комнату струились лучи заходящего солнца, создавая на ковре причудливый орнамент из косых полос. Кизель проводил взглядом эти лучи. Вот они добрались до стены, а затем, перелившись через подоконник, поползли по рисунку обоев. На старом сундуке стоял гипсовый бюст Ленина, глядя пустыми глазницами на буфет у противоположной стены, в котором стоял изящный фарфоровый чайный сервиз. Бидермейер, с неожиданной для себя грустью подумал Кизель. Вот вам встреча столетий. Полковник взял со стола лист бумаги и поднял голову:

— Здесь только что был гауптман Морлок.

Кизель вопросительно выгнул бровь. Гауптман Морлок был начальником оперативного отдела штаба дивизии. Не в его привычках было наведываться в полк. Если же такое случалось, значит, для этого был повод, причем серьезный. Интересно, с чего бы это, подумал Кизель, сгорая от любопытства, однако виду не подал, наблюдая за тем, как полковник еще раз пробежал глазами бумаги. Прочитав, он сунул их в ящик стола и закрыл на замок.

— Совершенно секретно, — буркнул Брандт. — Только для командного состава, — коротко пояснил он.

Кизель проницательно посмотрел на начальника, а затем сказал:

— Мы эвакуируемся.

Это был не вопрос, а констатация факта.

— Откуда вы знаете? — удивился Брандт.

— Это мое предположение. Но сама идея уже давно витает в воздухе.

Брандт устало кивнул:

— Точная дата держится в секрете.

— Тогда зачем мы атакуем? — спросил Кизель.

— Чтобы ввести врага в заблуждение. Пока мы наносим контрудары, русские вряд ли заподозрят, что мы собираемся покинуть плацдарм. Так что приходится делать вещи, которые на первый взгляд кажутся бессмысленными.

— И когда же мы, по-вашему, должны уйти отсюда?

— Сегодня, завтра, послезавтра. — Брандт пожал плечами. — Главное, дождаться условного сигнала. План эвакуации уже разработан в мельчайших деталях. Высшее командование беспокоит другое — с какой неожиданностью русские оказались в Новороссийске. И оно задалось целью выяснить, почему и как это произошло.

— Мы слишком слабы, — произнес Кизель.

Брандт, который до этого момента расхаживал по комнате, остановился перед гравюрой в золоченой раме и какое-то время рассматривал картинку. Постояв, он вновь повернулся к Кизелю:

— Морлок придерживается того же мнения. Но мы должны приложить все усилия, ибо слишком многое поставлено на карту. Согласно информации, поступившей в штаб дивизии, русские уже в течение месяца сосредотачивали свои силы. Это будет бег наперегонки со временем, и все зависит от того, сможем ли мы организованно провести эвакуацию. Новороссийск — это первый разводной ключ в ее механизме.

С этими словами полковник подошел к столу и склонился над картой.

— Фогель уже вышел к морю. Кернер все еще ведет уличные бои в центре города. Штрански застрял на подступах к заводу, в то время как его первая и третья роты непонятно где сражаются с русскими и шлют тревожные радиосообщения. Боюсь, что я все больше и больше теряю представление о том, что и где происходит.

Кизель встал и посмотрел через плечо полковника на карту.

— И что намерен предпринять Штрански?

— Я приказал ему с наступлением темноты занять завод. Вторую роту в атаку поведет Трибиг. Будем надеяться, что на сей раз им повезет больше, чем утром. Пока завод остается в руках у русских, у них есть небольшой плацдарм на этой стороне бухты, в которой, если не ошибаюсь, стоят четыре или пять эсминцев.

— Гиблое дело, — вздохнул Кизель. Он задал еще несколько вопросов, на которые Брандт дал лишь самые краткие ответы. Какое-то время еще они посидели за столом, обсуждая положение дел в других батальонах.

— Больше всего меня беспокоит Кернер, — заметил Брандт, потирая подбородок. — Он не продвинулся ни на сантиметр, и оба его фланга открыты, что в свою очередь…

Резкий телефонный звонок не дал ему договорить.

— Вдруг это Кернер? — с надеждой произнес полковник, снимая трубку. Но уже в следующее мгновение нахмурился и посмотрел на адъютанта: — Это от Фогеля. Что?..

Он умолк и принялся внимательно слушать невидимого собеседника. От Кизеля не укрылось, что лицо его сделалось каменным. Наконец Брандт положил трубку и произнес подавленным тоном:

— Фогель погиб.

— Погиб? — Кизель изменился в лице.

— Штаб батальона захвачен русскими. Враг прорвался через заднюю стену дома. Никто не знает, откуда там взялись русские.

Полковник подался вперед, пристально глядя на побледневшего адъютанта:

— Что мы с вами будем делать, когда проиграем войну?

Этот вопрос застал Кизеля врасплох; он даже вздрогнул, но потом устало пожал плечами и негромко ответил:

— Начнем новую жизнь.

По лицу полковника пробежала тень.

— Вы, может, и начнете, а вот я — нет. Я слишком стар, чтобы начинать жизнь заново, — сказал он и поник головой. — Она уже этого не стоит.

— Всегда можно попытаться, — возразил Кизель, однако без особой убежденности в голосе.

— Разумеется, — рассеянно кивнул Брандт. — Всегда можно попытаться. Например, стать коммивояжером. Ходить от дома к дому, от двери к двери. Как вы себе это представляете?

Кизель ничего не ответил. Так прошло несколько мучительных минут. Неожиданно Брандт рассмеялся — резким, горьким смехом — и весь напрягся.

— По-моему, вы в своих мыслях слишком далеко забегаете вперед. Есть и другие решения. Например, могила героя, или Сибирь, или Национальный комитет. Что вы скажете обо всем этом?

Кизель отметил про себя, что лицо полковника искажено одновременно и яростью, и болью. А еще звучала в его голосе некая безнадежность:

— Лично я предпочел бы первое.

— Ну, вы меня удивили! — воскликнул Брандт. — Я думал, что вы выберете последний вариант.

Кизель понял: полковник ищет ссоры, и потому покачал головой.

— Вы меня неправильно поняли. Это было бы бегство в самообман, но в конечном итоге самого себя не обманешь.