Книга Железный крест, страница 52 – Вильгельм Хайнрих

Когда он увидел приближающегося к нему Шнуррбарта, то выключил фонарик. В это мгновение он не испытывал никаких чувств. Лес шумел и стонал под порывами ветра, раскачивающего стволы деревьев и забрасывающего солдат крупными пригоршнями дождя.

— Он мертв, — сообщил Штайнер и, подставив лицо под дождь, с закрытыми глазами пару секунд слушал завывания ветра. Затем кивнул и повторил: — Он мертв.

Схватив Шнуррбарта за руку, он потащил его через всю лужайку под ветви деревьев, где можно было найти укрытие от дождя. Здесь он сбросил с плеч скатку. Развернул одеяло и плащ-палатку и разложил их на земле. Натянув на головы край плащ-палатки, они стали вглядываться в темноту.

Позднее, когда дождь немного утих, Шнуррбарт произнес:

— Его нельзя было спасти. — Штайнер кивнул. Он знал, что такие раны смертельны. — Отмучился парень, — продолжил Шнуррбарт. — Это действительно к лучшему. Иначе нам пришлось бы его нести до самых русских позиций и попытаться пробиться к своим. Нам бы это не удалось. — Штайнер снова кивнул. Шнуррбарт положил руку ему на плечо: — Взводу пришлось бы тяжело. Не забывай, нам предстоит трудный путь. Нам еще никогда не было так трудно, как сейчас.

— Знаю, — коротко ответил Штайнер.

Шнуррбарт, напрягая зрение, попытался разглядеть выражение лица взводного. Тон Штайнера встревожил его.

— Не унывай! — сказал он. — Хотел бы я знать, что с тобой случилось. Ты раньше был другим, Рольф.

— Знаю, — повторил Штайнер. Порывом ветра зашевелило листву у них над головой и бросило вниз крупную пригоршню дождевых капель. Шнуррбарт почувствовал, что не знает, как быть дальше. Хотя ему не нравилась обычная манера поведения Штайнера, циничная и высокомерная, в это мгновение ему захотелось, чтобы он стал прежним. Последние несколько часов он постоянно думал о Штайнере. Раньше в подобных обстоятельствах взводный никогда не терял уверенности; напротив, она неизменно укреплялась по мере того, как дела принимали все более скверный оборот. Нынешнее состояние Штайнера не поддается пониманию, его не способна объяснить даже смерть Дитца, подумал Шнуррбарт. И все же она не могла не повлиять на взводного. Может быть, стоит проверить?

— Рано или поздно безносая всех примет в свои объятия, — осторожно начал Шнуррбарт. — Кого-то раньше, кого-то позже.

Штайнер не ответил, и тогда Шнуррбарт продолжил:

— Мне всегда нравился Дитц, но эта война, будь она проклята!.. — Он плюнул на землю и мрачно уставился в пространство. Штайнер повернулся к нему так внезапно, что он даже испугался.

— Ты веришь в Бога? — спросил он.

Вопрос заставил Шнуррбарта вздрогнуть, однако он тут же пришел в себя. Ответ на него он сформулировал еще в детстве и с тех пор не раз давал его. Он находился за пределами каких-либо обсуждений.

— Верю ли я в Бога? — медленно повторил он. — Конечно, верю. Во всяком случае, верю в то, что мы зависим от кого-то, кто определяет нашу судьбу.

Штайнер недобро улыбнулся. Именно такого ответа он и ожидал.

— Ты все сильно упрощаешь, — сказал он. — Я когда-то придерживался точно таких же взглядов, но теперь думаю по-другому. Если Бог и существует, то он точно садист. Таково мое твердое убеждение.

— Ты сумасшедший, — невнятно произнес Шнуррбарт, встревоженный услышанным кощунством. Он даже встряхнул головой. — Ты на самом деле сумасшедший. Иначе ты понимал бы, что мир несет на себе не печать садизма, а любви. Ты ведь не станешь отрицать это?

— Я не буду с тобой спорить, — заявил Штайнер. — А как же другая сторона? Если я умираю от жажды и кто-то подает мне ведерко с водой, значит, это любовь?

Пытаясь понять, куда клонит взводный, Шнуррбарт кивнул.

— Отлично. — Несмотря на темноту, Штайнер разглядел его кивок. — Значит, любовь. Но если этот кто-то забирает у меня ведро с водой, когда я сделал всего один или два глотка, то это тоже любовь? — Когда Шнуррбарт ничего не ответил, он придвинулся к нему ближе. — Я скажу тебе, как это называется. Это называется садизм, мерзкий садизм, который мог прийти в голову только отвратительному чудовищу. Я так считаю, и мне все равно, нравится тебе мое мнение или нет.

Шнуррбарт смущенно закрыл глаза, пытаясь найти правильный ответ. Какое-то время оба молчали. Были слышны лишь звуки падающего дождя. Когда Шнуррбарт заговорил снова, его голос слегка дрожал от возбуждения:

— Значит, ты так считаешь. А я скажу тебе следующее: есть люди, которые только и делают, что мечтают о ведре воды, зная, что ручей журчит всего в нескольких шагах от них. Спокойной ночи!

С этими словами он встал и ушел прочь.

Утром они похоронили Дитца. Дождь так и не прекратился, а небо было по-прежнему затянуто тучами. Солдаты вырыли яму прямоугольной формы и столпились вокруг нее, дрожа от холода и сырости. По всему лугу гулял холодный ветер. Когда Штайнер подошел к яме и заглянул в нее, остальные молча подошли ближе. Завернутый в плащ-палатку Дитц лежал на дне могилы, в эти минуты он казался маленьким и беззащитным. Солдаты, сжимавшие в руках короткие саперные лопатки, вопрошающе посмотрели на Штайнера.

— Чего мы ждем? — с раздражением в голосе спросил Крюгер.

Штайнер обвел взглядом грязные небритые лица солдат.

— Я, пожалуй, проведу короткую панихиду, — хрипло произнес он и рукавом вытер с лица капли дождя. — Это неподходящее место для похорон. Если бы Дитц умер дома, то возле его могилы наверняка стояло бы не менее сотни человек, одетых в траур. Кто-то наверняка плакал бы, выражая свою истинную скорбь, кто-то всплакнул бы просто потому, что так нужно. — Он снова вытер лицо. Все молчали, по-прежнему не сводя с него глаз. — Кто-то сказал бы: он так молод, а смерть всегда забирает лучших. Тем временем этот кто-то смотрел бы на себя и радовался, что в могиле лежит не он, а другой. Такие люди — настоящие самодовольные сытые животные! — неожиданно крикнул Штайнер. Солдаты испуганно вздрогнули. Стоявший рядом с ним Шнуррбарт заметил, что плечи взводного резко дернулись.

— Через несколько недель о нем забыли бы, — продолжал Штайнер. — Надеюсь, что никто из вас его не забудет. Мне будет очень жаль, если кто-нибудь перестанет вспоминать Дитца. — Штайнер нагнулся и, взяв горсть земли, бросил ее в яму. После этого солдаты принялись молча засыпать могилу землей.

Через час, натянув на головы плащ-палатки, солдаты отправились дальше. Они вели за собой двух лошадей, на которых были нагружены ящики с боеприпасами для тяжелых пулеметов. Опасаясь в любую секунду наткнуться на русских, они держали оружие наготове и осторожно продвигались вперед, постоянно поглядывая по сторонам. Шнуррбарт шепотом переговаривался Дорном:

— Забавно это было, но вполне в духе Штайнера.

Дорн хмуро кивнул:

— Самая странная панихида, которую я когда-либо слышал. Он вообще-то оригинал, независимо от того, что могут подумать о нем.

— О нем действительно всякое можно подумать, — согласился Шнуррбарт.