Онлайн книга «Зигги Стардаст и я»
|
Да. Ну да ладно. Сегодня в конце последнего контрольного сеанса с доктором Эвелин я выдал самое достойное Дулика представление в жизни: ДОКТОР ЭВЕЛИН Как ты себя чувствуешь? Я (улыбаясь) Чувствую себя прекрасно. Живым. Снова проснувшимся. Сверхэнергичным. ДОКТОР ЭВЕЛИН Ощущаешь какие-нибудь побочные эффекты? Колющие ощущения? Потерю памяти? Я Иногда. Но ведь это хорошо, верно? Значит, работает? ДОКТОР ЭВЕЛИН М-м-м… полагаю… Хочешь о чем-нибудь спросить? Я (по-прежнему улыбаясь) Только один вопрос. ДОКТОР ЭВЕЛИН Валяй. Я Вы всегда были такой красивой? ДОКТОР ЭВЕЛИН (смеется) Что-о? Я Мне кажется, лечение подарило мне какое-то новое сверхкрасочное зрение. ДОКТОР ЭВЕЛИН (продолжая смеяться) Ты выглядишь более счастливым, Джонатан. Я Я и стал счастливее. Словно мне нужно было упасть, чтобы подняться. ДОКТОР ЭВЕЛИН (крючок, леска и поклевка) Логично. Я О, наверное, у меня есть еще один вопрос. ДОКТОР ЭВЕЛИН Мгм? Я Вы скажете папе, что я поцеловал Уэба? ДОКТОР ЭВЕЛИН (больше не смеясь) Нет, если ты не захочешь, чтобы я сказала. Я Я не хочу. Это была ошибка. Ошибка, которую я навсегда исправил. ДОКТОР ЭВЕЛИН (тот спирограф в ее глазах снова начинает вращаться) Ну, есть у меня кое-какие идеи для вас обоих… чтобы помочь подпитывать ощущение. Но когда позвоню твоему отцу, чтобы рассказать о своей оценке, я не скажу о произошедшем. Мои уста запечатаны. (Протягивает мне кексик.) Я В честь чего? ДОКТОР ЭВЕЛИН В честь твоего дня рождения, который был на прошлой неделе. Я не хотела отвлекать тебя от лечения… папа сказал, будет лучше, если я подожду. Я Ах, да… спасибо… спасибо вам. ДОКТОР ЭВЕЛИН Он будет… очень гордиться тобой, Джонатан, и проделанной работой. Я в этом уверена. Я (все-еще-все-еще-все-еще-все-еще улыбаясь) О, я в этом совершенно уверен. Совершенно. (Выхожу из чистилища, все еще улыбаясь от уха до уха. Улыбаясь так усердно, что щеки болят. Улыбаясь – мимо администратора, Дебби. Улыбаясь – пока не закрываются двери лифта. Улыбаясь, пока не вижу себя отраженным в стальном листе. Улыбаясь, пока плачущий водопад не прорывается десятью тысячами слез…) Церковные колокола звоном возвращают меня обратно в гостиную. А, нет, это кубики льда звякают в папином бокале. И он орет, то ли на меня, то ли на телевизор. Невозможно понять, куда именно направлен его взор, когда он уже принял одну… две… три порции спиртного. Все-таки на телевизор. Лицо этого парня действительно рябит – или это все те же дурацкие побочные эффекты? Нет, рябит. Папа раздраженно р-р-рычит, поднимает спинку кресла, бьет телевизор кулаком по боку. – Уже никому доверять нельзя! Даже клятому президенту. А все это новомодное террористическое дерьмо, когда люди захватывают самолеты? К чему, черт подери, катится мир? Сделай мне еще порцию, будь другом, сынок. Беру бокал, подхожу к стойке, наливаю, как обычно. Парень в телевизоре бодро бубнит: «Я говорил президенту о том факте, что у нас нет денег, чтобы заплатить людям для удовлетворения их требования. Он спросил, в какую сумму это обойдется. Я сказал, что, возможно, в миллион долларов или больше. Он ответил, что это не проблема». – И я голосовал за этого жулика, дьявольщина! – кричит отец не пойми кому. Дожидаюсь, пока он перестанет брыкаться в кресле, потом отдаю бокал. Папа похож на морского слона. И пахнет так же. Словно недавно выбросился на берег из вонючего озера и пару дней пекся на пляже. В последнее время он решил жить исключительно в своих боксерах с картинками из «Денниса-мучителя» [56] – как я полагаю, это подарок сынишки Хизер на День отца. Ну и ладно. Я вручил ему лучший подарок, который может пожелать любой отец – сияющего, новехонького, с иголочки, полностью исцелившегося сына! Снова сворачиваюсь на диване. С его губы свисает сигарета. – Когда я во второй раз голосовал за этого парня, я говорил, что он никак не смог бы выиграть без лжи и мошенничества. – Папа щелкает зажигалкой-пенисом, но из нее вылетают лишь искры. Прячу лицо под бабушкиной шалью, чтобы он не видел, как я смеюсь. Когда выглядываю, бабуля хохочет так задорно, что весь портрет трясется. Она подмигивает. – Неужели никто в этом мире не может ничего добиться без вранья и мошенничества, БУДЬ ОНО ВСЕ ПРОКЛЯТО?! – Дай я попробую. Перебираюсь на другой край дивана, беру из его рук сигарету и зажигалку и начинаю щелкать сам. Теперь, когда папа видит со стороны то, что видел я, он разражается хохотом, который быстро превращается в надсадный кашель. – Ты в порядке, пап? Кивает и отмахивается. Еще пара щелчков пенисом, и я протягиваю ему зажженную сигарету. Бабушка встревоженно смотрит вниз. – Где ты научился это делать? – спрашивает он, еще пару раз стукнув себя в грудь. – Что? – Прикуривать сигареты? – Ой, не знаю. Наверное, на тебя насмотрелся. – Снова поворачиваюсь к телевизору. – Слушай, прошу тебя, не надо. – Что не надо? – Не начинай курить это дерьмо, – говорит папа. – Слышишь? Это вредно для легких и… всего остального… Ты вылечился, сынок. Я тобой горжусь. Нет смысла все портить, снова заболев. – Он неуверенно машет рукой в мою сторону. – Просто не будь засранцем. – Ладно. Смотрим телевизор. «Для начала я сказал президенту, что в аппарате растет раковая опухоль, и если ее не удалить, сам президент будет убит…» И тут случается это. Его образ снова появляется, мигая и пробиваясь сквозь лицо парня, дающего свидетельские показания. Уэб. Разорванный и сломанный. Лицо, которое я прежде видел только в зеркале. А теперь его демонстрируют мне – и все из-за меня. |