Онлайн книга «Сохраняя веру»
|
– Ты и правда так думаешь? Я боюсь поднять на него глаза. Смотрю на его руку, пока он не убирает ее. – Тебе не хотелось, Колин, чтобы я за тобой пошла. Я была нужна тебе, чтобы меня травить. – Я любил тебя! – с яростью восклицает он. – И долго? – спрашиваю я. Колин делает шаг в сторону и обвиняюще произносит: – Ты изменилась. Раньше ты была другой. – Ты удивлен, что я не плачу в кухонное полотенце, забившись в угол? Извини, если разочаровала, – говорю я и сама понимаю: это уже перебор. Колин продолжает наседать: – Сколько ты продержишься на этот раз, Рай? Скоро ли начнешь искать путь к бегству в шкафчике с лекарствами? Или, пока дочь в школе, пялиться часами на бритву? Когда ты бросишь Веру? – А ты ее не бросил? – Я не брошу, – отвечает Колин. – Больше не брошу. Послушай, Рай, я совершил ошибку, но это произошло между тобой и мной. До того момента я всегда был рядом с Верой. На сто процентов. Да, теперь ты каждое утро гладишь нашу дочь по головке и говоришь, как сильно ее любишь. Зато раньше на тебя она не могла положиться, а на меня могла. Думаешь, Вера забыла, что, когда она была маленькой, ее мамочка по полдня валялась на диване с головной болью, или спала, наглотавшись халдола, или трепалась со своим долбаным мозгоправом, вместо того чтобы забрать ее из детского сада? – Колин поднимает трясущийся палец. – Ты ничуть не лучше меня! – Я никогда и не говорила: «Я лучше!» В этом-то и разница между нами. Колин смотрит на меня так зло, что мне становится страшно. – Ты не заберешь ее у меня! – Это ты ее у меня не заберешь, – возражаю я. Только бы он не увидел, как меня трясет. Мы привели друг друга в такую ярость, что оба не сразу замечаем Веру. Только когда она делает судорожный вдох, мы оборачиваемся. – Дорогая, мы тебя разбудили? – Солнышко, – Колин расплывается в улыбке, – привет! Я протягиваю руку, чтобы дотронуться до плеча дочки, но что-то в ее взгляде останавливает меня. Вера застыла, глаза расширены от ужаса, руки, сжатые в кулачки, вытянуты по швам, лицо совсем бледненькое, нижняя губка дрожит. – Мама?.. Папа?.. Но мы не успеваем объяснить, что между нами происходит, так как замечаем кровь, которая просачивается между Вериными пальцами. Через несколько секунд Вера уже извивается на полу, выкрикивая какие-то непонятные мне слова. – Или! Или! – зовет она. – Он придет, – говорю я, хотя понятия не имею, кто это такой. Я стараюсь не привлекать внимания к тому, что на этот раз у Веры кровоточит еще и бок. Просто придерживаю ее за плечи, чтобы она не поранилась еще сильнее. Ее ладошки оставляют на кафеле кровавые следы. – Уэствейл-Хилл, дом восемьдесят шесть, первый поворот по левой стороне! – кричит Колин в телефон, и в его голосе слышна паника. – «Скорая» уже едет, – говорит он, положив трубку, и опускается на пол рядом со мной. Он прижимается щекой к Вериной щечке, и на какое-то время это ее успокаивает. – Папочка здесь, папочка о тебе позаботится… Вера вздрагивает, потом корчится от боли. Ее голос звучит как бурная река. Слоги и неясные стоны перерастают в рыдания. У Колина отвисает челюсть. На несколько секунд он столбенеет, а потом, мобилизовавшись, снимает пиджак, заворачивает в него Веру и берет ее на руки, как делал, когда она была совсем крохой. Под звуки колыбельной, которой я несколько лет не слышала, она, к моему удивлению, затихает. Тут в дом вбегают парамедики. Колин отходит в сторону, уступая им место. Я наблюдаю за тем, как эти люди осматривают мою дочь, и слышу то, что уже готова услышать: давление в норме, зрачки на свет реагируют, кровотечение не останавливается. В конце концов, я уже проходила это. Рука Колина обхватывает мою руку, как перчатка. – Мы оба поедем с ней в больницу, – говорит он. – Колин… – Послушай, – прерывает он меня тоном, не терпящим возражений, – мне плевать, что будет в суде. Мы оба родители, значит оба поедем. Я хочу поговорить с доктором Блумбергом с глазу на глаз, но в то же время хочу, чтобы Колин услышал то, что в прошлый раз врач сказал мне. Я хочу вырвать руку из руки Колина и встать отдельно от него. Я ужасно хочу поговорить с Иэном. Но Колин всегда управлял мной, как луна приливом, и я ловлю себя на том, что мои ноги по привычке следуют за ним в машину «скорой помощи», и там он сидит, задевая меня плечом. Когда мои глаза привыкают к темноте, я вижу змеи капельниц, вонзившихся своими иглами в моего ребенка. В отделении экстренной помощи мы с Колином сидим на одном из уродливых диванчиков в комнате ожидания. Кровотечение удалось приостановить, и Веру повезли на рентген. Достав ее карточку, дежурный врач вызвал доктора Блумберга. На протяжении последних тридцати минут Колин постоянно был чем-то занят. Отвечал на вопросы парамедиков и врачей, ходил из угла в угол. Выкурил три сигареты прямо за стеклянными дверями, и, пока он там стоял, луна плавно очерчивала его профиль. Теперь он сел сгорбившись рядом со мной. Я сижу, подперев голову руками. – Думаешь, – шепчет Колин, как будто боится спугнуть свою мысль, произнеся ее вслух, – она делает это для привлечения внимания? – Что – это? – Ранит себя. Я поднимаю глаза: – Ты можешь верить таким россказням о ней? – Я не знаю, Мэрайя. Не знаю, чему верить. Своевременное появление доктора Блумберга спасает нас от продолжения этого разговора. – Миссис Уайт, что случилось? Колин протягивает руку: – Я Колин Уайт. Отец Веры. – Здравствуйте. – Насколько я понимаю, вы уже осматривали мою дочь раньше? Был бы вам признателен, если бы вы посвятили меня в историю ее болезни. Доктор Блумберг искоса смотрит в мою сторону: – Наверное, ваша жена… – Мы с миссис Уайт не поддерживаем отношений, – обрывает его Колин. – Я хотел бы услышать все от вас. – Хорошо. – Доктор садится напротив и складывает руки на коленях. – Я уже проделал с Верой множество диагностических процедур, но пока не нашел медицинского объяснения ее внезапным кровотечениям. – Это точно кровь? – Несомненно. Мы проверили ее в лаборатории. – Вера ранит себя сама? – Не думаю, – отвечает доктор Блумберг. – Тогда, возможно, кто-то другой? – Что, простите? – Может быть, кто-то наносит Вере эти раны? Доктор Блумберг качает головой: |