Онлайн книга «Лисье время»
|
– Вы не волнуйтесь, Татьяна Михайловна, только не волнуйтесь. Может, ещё всё обойдётся. Но, понимаете, папа звонил маме и сказал, что его рассчитали, завтра утром он переводится на другую работу, и чтобы ждали мы его с деньгами. Тогда мама спросила: это расчёт за май, ну, за майскую работу? А папа что-то ей ответил… – Наверное, что за май уже заплатили? – Именно. Вам тоже заплатили? – Конечно. По двадцать пятым числам зарплату платят, а по пятым – аванс. – И тогда он маме сказал что-то, я, конечно, не слышал, у нас только в большой комнате телефон, но вроде по разговору понял: лис наших под утро должны увезти на затравочную станцию, к лайкам и гончим. Я подумал, что не понял. Тогда Пахомов… – Да я, у меня там отец знает кой-кого, он загонщик, больше по гончим, но и по норным [21] тоже, по мелочи разной, – отозвался Пахомов. – Лёш, расскажи ты. – В общем, заказов много уже сейчас на охоту к осени, – сказал Лёша Пахомов, выпучивая ещё больше глаза. – Иностранцы в том году были, в этом году из Германии приедут, но неважно. В общем, собак разводят со страшной силой, и наших лис решили отдать туда. – В вольеры для притравочных животных? – спросила Зо (для мамы спросила). – Угу. Под утро перевозить начнут, чтобы к девяти всё шито-крыто. И никто не услышит, никто не узнает, станция-то за лесом. – Не за лесом, а за подлеском, – поправил Виталик. Татьяна Михайловна сидела и молчала. Она давно подозревала, что к этому всё идёт. – Мама! Ну что ты молчишь? – А как же, Виталик… Я сейчас разговаривала с твоим отцом. Он сказал: новые сокращения, а он сторожем на хлебозавод… – Да? – удивился Виталик. – Нам с мамой он такого не говорил. Маме он точно сказал, что переводят его. – А разве мама на хлебозаводе не договаривалась насчёт Вадима Виталича? – Так мама там больше не работает, уже две недели как… – Странно… – растерялась Татьяна Михайловна. – Вообще-то это подсудное дело, воровство государственной собственности. – Дело в том, – это сказала Стелла Карповская, – мама как-то сказала, что по документам все лисы были забиты ещё осенью. Просто ваших не тронули в жизни, а на бумаге они забиты ещё прошлым годом. – И Канадец прошлым годом? – возмутилась Татьяна Михайловна. – Его в августе только купили! – Не знаю, Татьяна Михайловна, не плачьте, пожалуйста, мы сейчас пойдём туда и всех лис выпустим. «Какие всё-таки у Стеллочки шикарные курчавые волосы, густые, целая грива, – подумалось почему-то Татьяне Михайловне, – вот она закалывает их на затылке, тёмные пряди, завитушки обрамляют её белое, бледное и кукольное, как и у матери, лицо. А как смотрит на неё тот долговязый умный мальчик. Он влюблён, это точно Чернявский, это он». – Как выпустите? Там щенки. Они не смогут, они плохо питаются, их сожрут в лесу. Это же клеточные гибриды. – Мама! Ты предлагаешь держать их в невольниках на затравке? Они же там от страха с ума сойдут. Их там сожрут в итоге. – Но только постепенно, – проговорил кто-то. Татьяна Михайловна как бы помешалась, она подняла на дочь своё лицо, крупный массивный нос в капельках пота, небольшие карие глаза с поволокой испуга и неизбежности: – И Канадца? – Ну мам. Всех! – А Канадца? – Мама. Без разницы, канадец или японец. Им всё равно. – Да, – подтвердил Зинов. – Фабрика переключается на норок окончательно и бесповоротно. – Не может быть! – Пушнина от охотников как принималась, так и будет приниматься, клеточных лис просто не станет, – сказал Пахомов. – То есть, – Татьяна Михайловна заговаривалась, – вот белок приносят, привозят, сдают, и теперь лис так же, как белок, да? – Да, мама. – А Канадец ваш порченый, с номерком, его только на шапку, – уверенно, как и всегда, сказала Галя Клайда. – И… и что теперь делать? – Татьяна Михайловна, мы собираемся выпустить их, я вам говорил. – Да, мам. Может, таблетку? – Да, Зоечка, принеси, лисёнок. Татьяна Михайловна выпила таблетку, потом, шатаясь, поднялась, прошла на кухню: – Я чайник подогреть. Да сядьте вы, что как на похоронах? Все стояли молча, даже Зинов встал. Все молчали. И никто не садился. Татьяна Михайловна вернулась с чайником и банкой растворимого бразильского, дефицитного кофе: – Не хотите? Все обрадовались и сказали, что хотят. Расселись наконец. Зо притащила кувшинчик: – Я молоко сухое развела. – Без комков? – Совсем без комков! Сахара хватило не всем. – Зой! Ты что, не отоварила талоны на лето? – Пока нет, мам. Ещё весна пока. – Зо посмотрела на наручные модные электронные японские часики, которые мама привезла из командировки. – Ещё два часа и одна минута весны. – И как вы собираетесь их выпустить? – спокойно и вдумчиво, с обычной своей несколько учительской интонацией спросила Татьяна Михайловна. – Просто откроем вольеры, – сказал Зинов. – А ключи? – Пока папа будет спать, я у него ключи позаимствую, как в книжке «Чиполлино». – Опасно. Проснётся. – Татьяна Михайловна, он спит как убитый. – Откуда ты знаешь? – Я с ним ночевал иногда. – На ферме? – Да. Он запирается на ночь, но ключи от домика у меня есть, папа сам дал, на всякий случай. – Значит, вам надо сначала открыть домик, чтобы сторож не проснулся, дальше достать у него ключи. А может, он их в надёжном месте держит. – Нет. Ключи на крючке на стене висят. Он специально эти крючки повбивал и номера клеток написал. Бумажки вешает на крючки, чтоб не перепутать, кого кормил, кого ещё нет. А ключ вешает, в зависимости от того, какое число: тридцать первый крючок – дальний от него. Да его и вообще как будто нет. Он с ноля часов как бы и не на работе. – Всё равно может проснуться. – Он дома, когда не его смена, тоже крепко спит. Напьётся и спит. – Так он последние полгода только там, на станции, на ферме! – Мам! А у тебя ключей от клеток разве нет? – спросила Зо. – Тогда бы нам не надо было в домик заходить. – Тогда бы он проснулся, взял ружьё и всех вас перестрелял. Вот что было бы, если в домик не заходить, – сказала Татьяна Михайловна. |