Книга Мама, мама, страница 68 – Корен Зайлцкас

– Носить практичную обувь?

– Перцовый баллончик. Эта штука может обезвредить даже самого сильного мужчину. А может быть, даже обиженную жену вроде Франчески.

Уильям Херст

Уилл расхаживал у подножия лестницы и пытался подслушивать. Поначалу он слышал только голос матери: истерические вопросы через неравномерные паузы. За этим последовали хлопающие звуки, металлический лязг выдвигаемых бронзовых ящиков комода и мягкое падение кожаных туфель со стойки для обуви.

Мгновение спустя Джозефина уже спускалась по лестнице босиком, в одних чулках.

– С папой все в порядке? – нервно спросил Уилл.

Взгляд, который метнула в него Джозефина, был почти столь же обидным, как слово, которым она назвала его за ужином. В нем читалось то же самое – что Уилл умственно неполноценен.

– С ним все в порядке, – сказала она, скривив губы, словно от слова «папа» исходило зловоние. – Похоже, он сам дотащился до кровати. Он спал как младенец, пока мы выбирались из западни, в которой он нас бросил. А теперь, Уилл… мне нужно взглянуть на этот дневник.

На слове «дневник» она изобразила пальцами кавычки, как будто произнесла что-то вроде «йети» или «чупакабры».

– Он у папы.

Она облокотилась об изогнутый конец перил.

– Нет, не у него. Я только что проверила карманы его пальто.

– Значит, он его куда-то убрал.

– Куда-то – это куда? – И снова убийственный синтаксис. Кровь застыла в его жилах.

– Не знаю. Я не видел. Он не сказал мне.

Казалось, на секунду Джозефину позабавило стаккато его ответа. Она мягко сошла с нижней ступеньки и обняла его за плечи, словно она была тренером младшей лиги, а Уилл – растрепанным питчером, нуждающимся в воодушевляющем напутствии.

– Расскажи мне, что там написано, Уилл. Прямо сейчас. Мне нужно знать, смогу ли я спасти нашу семью.

– Ты убиваешь гонца, – ответил Уилл. По его лицу катились слезы.

– Не все вращается вокруг тебя, Уилл. – Его мать рылась в мусорном отсеке, и ее голос был похож на гримасу. – Мне нужно найти этот дневник. Я сказала детективу, что мы принесем его завтра. Если мы этого не сделаем, это будет выглядеть…

– Знаю, знаю, – всхлипнул Уилл и кивнул. – Это будет выглядеть подозрительно.

Ее голова вынырнула из-за дверцы, за которой стояло мусорное ведро, кармашки с батарейками, мешками для мусора и веревкой.

– Ничего себе, Уилл. Я собиралась сказать «легкомысленно». Может быть, ты тоже против меня? Может быть, частная школа в Лондоне – плохая идея?

– Я не против тебя. Просто я не знаю, почему я должен был говорить, что видел Роуз.

– Я не выкручивала тебе руки. Я не заставляла тебя говорить это. Я вообще ни к чему тебя не принуждала. – Она снова отвела глаза, и какая-то часть ее, должно быть, знала, что последнее было неправдой. – Ты спрашиваешь меня, действительно ли я видела ее в тот вечер?

Уилл выдержал ее взгляд. Было столько лжи, о которой он хотел ее расспросить – о фальшивой степени, о потенциально липовом диагнозе «аутизм», – но ему было слишком страшно. Он не знал, что пугало его больше: ответы или мысль о том, что из-за таких вопросов он может потерять ее.

– Нет, я не видела Роуз в тот вечер, но она все время здесь, Уилл. Я просто знаю это. Иногда я что-то слышу. По ночам хлопают двери. Иногда моя подушка пахнет ее духами.

Уилл заметил рядом с ножом для чистки овощей коробку, лежащую на разделочной доске. Он перевернул ее и прочел этикетку: «Антигистаминный препарат в капсулах».

Когда он снова поднял голову, мать смотрела на него, напряженно прищурившись. Ее волосы нового светлого оттенка блестели под приглушенным освещением кухни.

– В этом весь ты, – заметила она. – Мой наблюдательный мальчик. Эта осенняя аллергия меня просто убивает.

– Дневник не может быть на кухне, – сказал Уилл. – Он должен быть где-то у отца.

Джозефина поднялась и расправила платье.

– Я еще не проверила его верстак, – сказала она. Ее лицо, и без того молодое для ее возраста, вдруг наполнилось девичьим оптимизмом. – Пойду посмотрю в его коробке с инструментами. Почему бы тебе не подняться наверх и не поискать у него под подушкой? И под матрасом с его стороны? У тебя такие маленькие, спокойные ручки. Иногда я думаю, что ты должен стать хирургом.

– Но я хочу стать писателем… Почему мы не можем просто подождать до утра и спросить у папы, куда он положил дневник?

– Потому что я всю ночь буду ворочаться, думая об этом.

Джозефина сунула ноги в стеганые тапочки и накинула на плечи одеяло. Она резко указала пальцем на лестницу – «поднимайся наверх» – а сама направилась в гараж искать под керосиновыми лампами и защитным шлемом Дугласа для ремонта.

– Уилл? – окликнула она.

– Да.

– Думаю, я нашла для тебя превосходную частную школу.

– Что за школа?

– Превосходная. Большинство студентов после ее окончания отправляются в Оксфорд или Кембридж. Сыновья известных людей. Никакой обязательной физкультуры. Многочисленные возможности носить костюмы, смокинги и фраки.

В спальне родителей было темно, только в гардеробной отца горел свет. Войдя в комнату, Уилл увидел лишь пустые вешалки, свисающие с металлической перекладины; все рубашки для гольфа и клетчатые свитера, которые имелись у его отца, грудой лежали на ковре.

Дуглас все еще был в одежде и спал на кровати в позе Иисуса: ноги вместе, руки раскинуты, голова неудобно завалилась набок. Рот его был открыт, подбородок смотрел вверх. Казалось, он должен был издавать свой фирменный храп, похожий на звук товарного поезда, однако в комнате стояла пугающая тишина. «Он мертв», – решил Уилл. Но, подойдя ближе и задержав руку сантиметрах в пяти над губами Дугласа, он ощутил мягкий, медленный, щекочущий выдох. «Дышит, как ребенок», – подумал он, хотя ни разу не держал в руках никого, завернутого в пеленки, да и не испытывал особого желания.

У него возникла мысль как-то позаботиться о пьяном отце – укрыть его еще одним одеялом или положить ему на лоб влажное полотенце, – но ни один вариант не показался ему правильным. Вместо этого он сделал то, что велела ему мама: одной рукой приподнял матрас на пару сантиметров, второй осторожно провел под ним. Там ничего не было. Подобно зубной фее Уилл пошарил под подушкой отца. Дневника Роуз не оказалось и там. Отец оставался неподвижным, как сбитое машиной животное.

Сотовый Дугласа лежал на ночном столике, и Уилл поймал себя на мысли, что надеется, что отец успел позвонить Керри до того, как потерял сознание.

«Может быть, он пьян и болен», – подумал Уилл. Существуют лекарства, которые нельзя смешивать с алкоголем. Однажды он подслушал, как Вайолет рассказывала о девчонке, которой стало плохо, когда она «заполировала» антибиотики «водкачино» (фраппучино в бутылке с водкой на дне). Уилл вспомнил о мыльном привкусе отцовского супа и коробку с антигистаминными капсулами на кухне.