Книга Мемуары гейши, страница 70 – Артур Голден

Однажды, в последнюю неделю представлений, мы с Мамехой задержались в гримерной, разговаривая с другой гейшей, и когда вышли из театра, уже никого не было. Но на улице водитель в форме выскочил из машины и открыл перед нами заднюю дверь. Мы хотели пройти мимо, но вдруг откуда-то появился Нобу.

— Нобу-сан, — сказала Мамеха, — я уже начала переживать, что вам больше не интересно общество Саюри. Каждый день в течение прошлого месяца мы надеялись, что вы объявитесь…

— Как вы можете жаловаться, что я заставляю вас ждать? Я уже жду вас около часа.

— Вы только что смотрели Танцы? — спросила Мамеха. — Саюри у нас стала звездой.

— Я не только что смотрел Танцы, — сказал Нобу. — Я ушел из театра уже час назад. За это время успел позвонить и отправить водителя купить кое-что для меня. — Нобу постучал в окно машины, и водитель передал ему крошечный пакет из серебряной фольги. Он повернулся ко мне, а я поклонилась и сказала, что очень рада его видеть

— Ты очень талантливая танцовщица, Саюри. Обычно я не делаю подарков просто так, — сказал он, — хотя бывают исключения. Возможно, поэтому Мамеха и другие гейши в Джионе не любят меня так, как других мужчин.

— Нобу-сан! — сказала Мамеха. — Как вы могли предположить такое?

— Я прекрасно знаю, что нравится гейшам. Пока мужчина дарит вам подарки, вы готовы терпеть любые глупости. Нобу протянул мне пакет.

— Нобу-сан, какие глупости, по-вашему, я должна терпеть? — спросила я.

Я хотела пошутить, но Нобу не понял.

— Разве я не сказал, что отличаюсь от других мужчин, — пробурчал он. — Если ты хочешь получить этот подарок, возьми его, пока я не передумал.

Я поблагодарила Нобу и приняла пакет, а он опять постучал в окно машины. Водитель выскочил из машины и открыл ему дверь.

Мы кланялись до тех пор, пока машина не скрылась за углом, после чего Мамеха повела меня в сад Театра Кабуреньо. Мы сели на каменную скамейку и раскрыли пакет, подаренный мне Нобу. В нем лежала крошечная коробочка, запакованная в золотую фольгу с названием дорогого ювелирного магазина. В коробочке лежал рубин размером с персиковую косточку, похожий на огромную каплю крови, переливающуюся на солнце.

— Я вижу, как ты волнуешься, — сказала Мамеха, — и очень рада за тебя. Но не радуйся слишком сильно. В твоей жизни, уверена, будут другие камни, много драгоценных камней, но у тебя никогда не появится больше такой возможности. Отнеси этот рубин в свою окейю и отдай его Маме.

Видеть этот прекрасный камень, то, как он отражает солнечные лучи, и представить Маму с ее болезненными желтыми глазами… Отдать камень ей равнозначно тому, что одеть барсука в шелка. Но, конечно, надо повиноваться Мамехе.

— Когда будешь отдавать ей камень, — продолжила она, — скажи как можно более ласково: «Мама, мне такой камень совсем не нужен, и я была бы рада, если бы вы приняли его. За эти годы я причинила вам слишком много беспокойства…» Но не говори больше ничего, иначе она сочтет тебя саркастичной.

Когда я позже сидела в своей комнате, пытаясь написать благодарственное письмо Нобу, мое настроение становилось все хуже и хуже. Если бы Мамеха сама попросила у меня этот камень, я бы с удовольствием ей его отдала, но отдать его Маме! Мне очень нравился Нобу, и было неприятно, что его дорогой подарок достанется такой женщине. Если бы этот рубин подарил Председатель, я бы ни за что на свете не отдала его. Я закончила писать письмо и пошла к Маме в комнату, намереваясь поговорить с ней. Она сидела в полумраке, поглаживала свою собаку и курила.

— Что ты хочешь? — спросила она меня. — Я собираюсь послать сейчас кого-нибудь за чаем.

— Простите за беспокойство, Мама. Сегодня днем, когда мы с Мамехой вышли из театра, Президент Нобу Тощикацу ждал меня…

— Ты хочешь сказать, ждал Мамеху?

— Не знаю, Мама, но он вручил мне подарок. Это очень красивая вещь, но мне она не очень нужна.

Я хотела добавить, что буду рада, если она примет ее, но Мама не слушала меня. Она положила трубку на стол и взяла из моих рук коробочку, прежде чем я успела ей ее предложить. Я опять попыталась что-то объяснить, но Мама раскрыла коробочку, и рубин оказался в ее масляных пальцах.

— Что это? — спросила она.

— Это подарок от Президента Нобу. Я имею в виду Президента «Ивамура Электрик».

— Думаешь, я не знаю, кто такой Нобу Тощикацу?

Она встала из-за стола и прошла к окну, затем открыла бумажные жалюзи и посмотрела на рубин под лучами заходящего солнца. Она делала то же самое, что и я на улице, поворачивала рубин вокруг своей оси. Наконец, Мама закрыла жалюзи и вернулась к столу.

— Ты, наверное, неправильно поняла. Он попросил тебя передать его Мамехе?

— Мамеха в тот момент была рядом со мной.

Я видела, в голове Мамы происходило что-то, напоминавшее улицу в час пик, перегруженную транспортом. Она положила рубин на стол и начала набивать свою трубку. Каждый клубок дыма казался маленькой путаной мыслью, выпущенной в воздух. Наконец, она сказала мне:

— Итак, ты хочешь сказать, что Нобу Тощикацу интересуется тобой?

— Он несколько раз уделял мне внимание. После этих слов она положила трубку на стол, как будто говоря, что беседа становится более серьезной.

— Я не следила за тобой так пристально, как следовало бы, — сказала она. — Если у тебя были любовники, пора сказать об этом мне.

— У меня не было ни одного любовника, Мама.

Не знаю, поверила она мне или нет, но велела мне выйти. Я даже не успела предложить ей взять рубин, как велела мне Мамеха, и думала над тем, как завести об этом разговор. Но когда я посмотрела на стол, где лежал камень, она, должно быть, подумала, что я хочу забрать его. Не успела я открыть рот, как она зажала его в кулаке.

Наконец, это случилось, всего по прошествии нескольких дней. Мамеха пришла в окейю, провела меня в приемную и сказала, что торговля за мизуаж уже началась. Этим утром она получила сообщение об этом от хозяйки Ичирики.

— Я вынуждена сегодня вечером уехать в Токио, — сказала Мамеха. — Но я тебе не нужна. Ты узнаешь, если цена вырастет, потому что все уже началось.

— Не поняла, — сказала я, — что началось?

— Все, — сказала она и ушла, даже не выпив чаю. Она отсутствовала три дня. В первое время у меня начинало учащенно биться сердце при любом появлении служанки.

Два дня прошло без каких-либо новостей. На третий день Анти сообщила мне, что Мама хочет меня видеть у себя.

Я только поставила ногу на первую ступеньку, как услышала звук открывающейся двери, и в тот же момент выбежала Тыква. Она выбежала так, словно вода вылилась из ведра. Ее ноги едва касались лестницы, и где-то на полпути она вывихнула палец о перила. От боли она вскрикнула и обхватила палец другой рукой.