Книга Хроники Империи Ужаса. Крепость во тьме, страница 11 – Глен Кук

Гарун робко подошел к учителю и сел рядом, вложив ладошку в руку Радетика.

– Порой, Гарун, твои проказы тебе только во вред. – В голосе Радетика, однако, не чувствовалось упрека, и слова его тронули мальчика, даже если и показались ему неискренними.

– Я что-то сделал не так, Мегелин?

– На этот счет есть разные мнения. – Радетик окинул взглядом толпу. – Тебе стоит сперва думать, Гарун, а потом уже действовать. Это самый большой недостаток твоего народа – вы поддаетесь порыву, даже не размышляя о последствиях.

– Мне очень жаль, Мегелин.

– Ну да, как же. Тебе жаль, что тебя поймали. И тебе совершенно все равно, насколько пострадал тот человек.

– Он наш враг.

– Откуда ты знаешь? Ты никогда его раньше не видел, никогда с ним не разговаривал. Он никогда не причинял тебе вреда.

– Али говорил…

– Али вроде твоего дяди Фуада. Он много чего болтает, и рано или поздно кто-нибудь, кто вообще не думает, запихнет ему кулак в глотку. Как часто он бывает прав? И как часто из его разинутого рта исходят одни лишь глупости?

Радетик не скрывал разочарования – он никогда еще не встречал столь неподдающегося ученика, как Али бин Юсиф.

– Значит, он не наш враг?

– Я этого не говорил. Естественно, он наш враг. Он твой самый заклятый враг, но не потому, что так заявляет Али. Эль-Мюрид – враг в идейном смысле. Вряд ли он причинил бы тебе физический вред, будь у него такая возможность. Он просто лишил бы тебя всего, что для тебя столь важно. Когда-нибудь, надеюсь, ты поймешь, сколь большой ошибкой стала твоя проделка.

– Фуад идет.

– Ну и ладно. У него вид как у старого кота, слизывающего сметану с усов. Все прошло хорошо, Фуад?

– Превосходно, учитель. Старый Абуд не настолько глуп, как я думал. Он сразу же увидел представившуюся возможность. – Улыбка исчезла с лица Фуада. – Тебя могут вызвать свидетелем.

– Возможно, в таком случае мы не сможем больше быть друзьями. Я из Ребсамена, Фуад. Я не умею лгать.

– А мы что, когда-то были друзьями? – бросил Фуад, входя в шатер.

По спине Радетика пробежали мурашки. Он отнюдь не считал себя смельчаком и теперь ненавидел сам себя, зная, что солжет, если Юсиф как следует на него надавит.

В соответствии с традициями Дишархуна собрался Суд Девяти, высший суд Хаммад-аль-Накира. Трое судей представляли Королевский дом, еще трое – священнослужителей Храма. В последнюю троицу вошли обычные паломники, случайно отобранные среди тех, кто прибыл на Священную неделю.

Суд был предвзятым. Против Эль-Мюрида высказались восемь голосов еще до того, как были представлены хоть какие-то доказательства.

Кто-то основательно забинтовал Гаруна и быстро его проинструктировал. Мальчик невозмутимо лгал, обмениваясь вызывающими взглядами с Эль-Мюридом и Насефом. Радетик едва не завопил от возмущения, когда суд проголосовал против перекрестного допроса.

Гаруна сменила череда паломников. Их показания имели мало общего с реальностью и, скорее, отвечали религиозным пристрастиям свидетелей. Никто даже не упомянул, что видел духовую трубку или дротик.

Радетику хорошо было знакомо подобное пустынное правосудие. Ему доводилось присутствовать на судебных заседаниях в Эль-Асваде, и, похоже, решение суда зависело от того, какая сторона соберет больше родни, которая солжет в ее поддержку. Мегелин боялся той минуты, когда ему самому придется выступить свидетелем. Его отчаянно мучили угрызения совести, и он опасался, что не сумеет солгать. К счастью, его избавили от необходимости нарушать собственные принципы, – судя по всему, Юсиф замолвил за него слово, и его не вызвали. Он сидел, беспокойно ерзая, и злился, глядя на разворачивающийся перед ним спектакль. В исходе суда можно было не сомневаться – решение было принято еще до того, как судьи услышали суть обвинений.

В чем, собственно, состояли обвинения? Радетик вдруг понял, что формально они вообще не выдвигались. Судили Эль-Мюрида, и обвинения не имели значения.

Эль-Мюрид встал:

– Вношу просьбу, уважаемые судьи.

Главный судья, брат Абуда, устало взглянул на него:

– Что на этот раз?

– Прошу разрешить вызвать дополнительных свидетелей.

Вздохнув, судья потер лоб.

– Так может продолжаться целый день, – пробормотал он, но многие отчетливо его услышали. – Кого?

– Мою жену.

– Женщину?

По рядам пронесся удивленный ропот.

– Она дочь вождя. Она из клана эль-хабиб, который той же крови, что и Квесани.

– И тем не менее она женщина. Причем отвергнутая собственной семьей. Ты что, насмехаешься над судом? Хочешь скрыть свои преступления, пытаясь превратить правосудие в фарс? Просьба отклонена.

Радетик был готов взорваться. И все же, к своему удивлению, он понял, что даже сторонников Эль-Мюрида ужаснуло предложение их пророка. Мегелин печально покачал головой – эти дикари были безнадежны.

– Сиди спокойно, учитель, – ткнул его под ребра Фуад.

Меньше чем через два часа после начала суда главный судья поднялся и, даже не посоветовавшись наедине с коллегами, объявил:

– Мика аль-Рами и Насеф, бывший ибн Мустаф эль-Хабиб. Вы признаны судом виновными. Соответственно, Суд Девяти приговаривает вас к пожизненному изгнанию из всех королевских земель без права на убежище, всех священных мест без права на убежище и лишению милости Господа – если будущий Суд Девяти не найдет оснований для смягчения наказания или помилования.

Радетик язвительно усмехнулся. Приговор сводился к отлучению от политики и религии – с возможностью его избежать. Все, что требовалось от Эль-Мюрида, – отречься от своей веры. Если бы речь шла о каком-либо реальном преступлении, приговор наверняка подвергся бы критике за чрезмерную мягкость. В этих краях с легкостью отрубали руки, ноги, яйца, уши, а зачастую и головы. Но приговор достиг цели, лишив Эль-Мюрида возможности проповедовать во время Дишархуна перед огромными толпами, которые собрала Священная неделя в этом году.

Радетик негромко рассмеялся, – похоже, кто-то смертельно боялся этого мальчишки. Фуад снова толкнул его в бок.

– Господа, за что вы так со мной поступаете? – тихо спросил Эль-Мюрид, склонив голову.

«У него неплохо получается, – подумал Радетик. – В словах его достаточно пафоса. Он наверняка завоюет новых сторонников».

Внезапно Эль-Мюрид гордо посмотрел главному судье в глаза:

– Твой слуга слушает и повинуется, о Закон. Ибо разве не сказал Всевышний; «Повинуйтесь Закону, ибо я – Закон»? Как только закончится Дишархун, Эль-Мюрид исчезнет в песках пустыни.

В толпе послышались вздохи. Похоже, старый порядок одержал победу.