Книга Хроники Империи Ужаса. Крепость во тьме, страница 202 – Глен Кук

Я вспомнил, как орал и ругался Колгрейв на Умника и Вельбота за то, что они не подожгли корабль с женщинами…

– Умник заявлял, что отсюда есть выход. Толстяк Поппо говорил, что тоже до этого додумался. Полагаю, он действительно есть. Думаю, они его нашли. И теперь мне кажется, что я знаю, в чем он состоит.

Мика молчал с минуту, затем сказал:

– Ты тоже умер здесь, Лучник?

– Что? – Отчего-то мне не хотелось отвечать. – Где?

– В туманном море, придурок. Где мы встретились и проиграли бой.

По своему обычаю, Колгрейв уничтожал каждое судно, которое нам попадалось. Мы вышли в это спокойное место из густого тумана, до сих пор слыша мрачное обещание колдуна, отдававшееся эхом. На наши мачты уселись черные птицы, и в нашу сторону направился корабль. Колгрейв, безумец Колгрейв, приказал его атаковать. А когда мы приблизились к каравелле вплотную, оказалось, что ее команда целиком состоит из наших двойников…

– Ты все время был в сознании?

– Угу, – сдавленно буркнул я. – Каждую проклятую секунду. Я не мог заснуть, не мог даже сойти с ума. – (Он удивленно поднял бровь.) – Ладно, стать еще более сумасшедшим, чем я есть.

Мика улыбнулся:

– Иногда я думаю, Лучник, в самом ли деле мы настолько злые, как нам кажется? Или просто делаем вид? Мы, команда «Дракона-мстителя», отлично умеем притворяться.

– Мика, ты не философ.

– Откуда тебе знать? Я не помню. Но что я хочу сказать – мне кажется, все мы знаем, что с нами происходило. Каждую минуту. Даже Старик.

– Что ты имеешь в виду?

– Солнце всходило и заходило множество раз, Лучник. Я тоже не спал. У меня было достаточно времени, чтобы подумать. И возможно, измениться.

Я повернулся к борту спиной. Команда была занята работой. Все были намного молчаливее и задумчивее обычного и двигались теперь не столь неуклюже.

Как долго это продолжалось? Годы?

– Мы выглядим так же, как и прежде.

Колгрейв стоял на корме – тот же призрак ужаса, что и всегда. Он сменил одежду, и теперь на нем был по-королевски пышный наряд. Одежда компенсировала ему уродство.

Если он так одевался и оставался на корме, вместо того чтобы скрываться в каюте, значит скоро прольется кровь.

– Я имею в виду – измениться внутренне. – Он тоже разглядывал Колгрейва. – Возможно, некоторые из нас на это не способны. Возможно, в них не осталось ничего другого.

– Или, может быть, мы чего-то не понимаем. – И тут у меня возникла мысль. – А ведь Старик боится.

– Неудивительно. Это итаскийские воды. Сам знаешь, что с нами уже сделали.

– Он боится не просто того, что с нами сделают, если поймают. Мы об этом знали и раньше, и никого это не волновало, как не волнует и сейчас. Я имею в виду – боится, словно Барли. И всего, и ничего.

Старый Барли был местным трусом, а также самым отчаянным бойцом на «Драконе-мстителе». Страх толкал его на настоящие боевые подвиги.

– Возможно. И возможно, он тоже изменился.

– Я – нет. По крайней мере, я этого не замечаю.

– Посмотри на свою правую руку.

Я посмотрел на мозоли от тетивы на указательном и среднем пальцах.

– И что?

– Каждый из нас может сказать о твоих руках две вещи. Если в поле зрения появляется корабль, в твоей левой руке тут же оказывается лук. А правая, когда позволяет Колгрейв, держит кружку с ромом так, словно это твой новорожденный первенец.

Я посмотрел на Мику. Он улыбался. Я взглянул на свою пустую руку, потом на главную палубу, которую пересек без каких-либо мыслей о роме. Барли уже заканчивал раздавать порции грога.

Я едва не пошатнулся от невыносимой жажды. Мика схватил меня за руку:

– Постарайся удержаться, Лучник. Хотя бы раз.

Я помахал Барли.

– Просто чтобы понять, сумеешь ли.

И что он лезет не в свое дело? Боги, мне страшно хотелось выпить.

Но тут мне на глаза попался Святоша – наш король алкоголиков. Человек, который молился о спасении для всех нас, но при этом не мог спасти сам себя.

В руке у Святоши тоже не было оловянной кружки. Он стоял, прислонившись к правому борту. Судя по выражению лица, желание выпить прямо-таки раздирало его изнутри. Но он не пил, повернувшись спиной к Барли.

– Взгляни на Святошу, – пробормотал я.

– Я его вижу, Лучник. И тебя тоже.

У меня уже начинались судороги. Развернувшись, я прислонился к борту, подражая Святоше, и уставился на бушприт, пытаясь забыть обо всем на свете.

– Этому извращенцу меня не перетерпеть, – заявил я.

Нос корабля медленно поднимался и опускался. Вода уже напоминала нормальное море. Наше воскрешение почти закончилось.

Я вовсе не ждал с нетерпением, когда оно завершится. Морская болезнь могла начаться у меня даже на лодке посреди озера в ветреный день.

Другой корабль уже полностью появился на горизонте и быстро приближался к нам.

Я еще раз проверил лук и стрелы – на всякий случай.

VI

Изменились ли мы? Боги свидетели – да, изменились. Двухмачтовый корабль плавно подошел к нашему борту, и мы не набросились на него всей толпой. Мы не швырнули вопящую команду акулам. Мы не подожгли его. Мы ничего не делали – лишь ждали, держа оружие наготове.

Колгрейв не просил нас о чем-либо еще.

Мика и я смотрели на товарищей по команде. Уверен, мое лицо казалось ему не менее удивленным, чем мне – его.

Мы не отрывали взгляда от Колгрейва. Старик должен был решить судьбу небольшого судна. Нравилось нам это или нет, но, если бы он отдал приказ, пришлось бы атаковать.

– Мы – свора боевых псов, – сказал я Мике. – С тем же успехом мы могли бы быть рабами.

Он кивнул.

Наш безумный капитан не произнес ни слова. Думаю, это удивило его больше, чем всех нас.

Корабль покачивался на волнах рядом с «Драконом» минут пятнадцать. Его странно одетая молчаливая команда разглядывала нас, а мы их. Никто не встречался со мной взглядом. Они знали, кто мы такие. Мы чувствовали их страх.

Но они подошли к нам и остались. И потому нам тоже было страшно.

Дверь небольшой рубки в средней части корабля наконец открылась, и оттуда вышли еще двое незнакомцев, встав по обеим ее сторонам и с испуганным удивлением глядя на нас.

Вперед выступил человек в красном и посмотрел вверх.

– Баба! – выругался Мика.

Мы не отличались особой галантностью.

– Вряд ли… – Но точно я сказать не мог. Я никогда прежде не видел лысую женщину. – Но… Пусть будет «оно».