Книга Дурная кровь, страница 50 – Роберт Гэлбрейт

– Вас не затруднит?… – обратился к нему Грегори, указывая глазами на захламленный кофейный столик.

Страйк поспешно переложил разрозненные предметы на диван.

– Благодарю. – Грегори опустил поднос на столик и освободил от горки предметов второе кресло, отчего образовавшаяся на диване кипа выросла вдвое.

Он взял свою кружку, сел в кресло и сказал: «Угощайтесь», обведя рукой липкую сахарницу и нераспечатанную пачку печенья.

– Большое спасибо, – отозвался Страйк, размешивая сахар в чашке с чаем.

– Итак. – На лице Грегори отразилось легкое нетерпение. – Вы пытаетесь доказать, что Марго Бамборо убил Деннис Крид.

– Вернее, – сказал Страйк, – я пытаюсь выяснить, что с ней случилось, и одна из версий, очевидно, приведет нас к Криду.

– Вы видели газеты за прошлые выходные? Один из рисунков Крида ушел с молотка более чем за тысячу фунтов.

– Как-то упустил, – ответил Страйк.

– Да-да, я читал в «Обсервер». Карандашный автопортрет, выполненный в тюрьме Белмарш. Есть особый сайт, который специализируется на торговле произведениями искусства серийных убийц. Мир сошел с ума.

– Это так, – согласился Страйк. – Но, как я сказал по телефону, мне на самом деле необходимо переговорить с вами о вашем отце.

– Хорошо, – сказал Грегори, на глазах утрачивая живость. – Я… э-э… не знаю, что вам известно.

– Что он досрочно вышел на пенсию после нервного срыва.

– Ну, в принципе, да, если вкратце, – согласился Грегори. – Виной всему была его щитовидка. Гипертиреоз, долго не могли поставить диагноз. Потеря веса, нарушение сна… Знаете, на него страшно давили. В обществе зрело недовольство. Сами понимаете… исчезновение женщины-врача… Некоторые странности в его поведении мама приписывала стрессу.

– Какого рода странности?

– Например, он переселился в гостевую комнату и никого туда не впускал, – сказал Грегори и, не дожидаясь вопроса о дальнейших подробностях, продолжил: – Когда ему поставили правильный диагноз и назначили оптимальный курс лечения, его состояние стабилизировалось, но возможности продвижения по службе были упущены. Пенсии его не лишили, но он много лет мучился угрызениями совести из-за дела Бамборо. Понимаете, винил только себя, думал, что непременно поймал бы злодея, если бы не болезнь. Ведь на Марго Бамборо кровавые преступления Крида не закончились – полагаю, это вам известно? Следующей жертвой стала Андреа Хутон. Когда после его задержания полицейские вошли к нему в дом и увидели, что творится в подвале… орудия пыток, фотографии женщин, сделанные им самим… он признался, что держал некоторых пленниц по нескольку месяцев, прежде чем убить. Отец, узнав об этом, пришел в отчаяние. Он раз за разом мысленно возвращался к тем событиям и считал, что мог спасти Бамборо и Хутон. Бичевал себя за то, что зацикливался… – Грегори оборвал себя на полуслове. – Отвлекался от главного, понимаете?

– Значит, ваш отец даже после выздоровления считал, что Марго похитил Крид?

– Да, определенно. – Грегори, казалось, немного удивился, что в этом могут быть сомнения. – Все другие версии полиция исключила, правда же? И бывшего любовника, и этого неуловимого пациента, который был к ней неравнодушен, – с них сняли все подозрения.

Вместо того чтобы высказаться откровенно – мол, из-за несвоевременной болезни Тэлбота были упущены драгоценные месяцы, когда любой подозреваемый, в том числе и Крид, мог избавиться от тела, уничтожить улики, организовать себе алиби, а то и совершить все три этих действия, – Страйк достал из кармана лист бумаги, на котором Тэлбот-старший оставил питмановскую скоропись, и протянул Грегори:

– Хотел спросить: вы узнаёте почерк вашего отца?

– Откуда это у вас? – Грегори осторожно взял ксерокопию.

– Из полицейского досье. Здесь сказано: «И это последний из них, двенадцатый, и круг замкнется, когда найдут десятого… дальше незнакомое слово… Бафомет. Перенести в истинную книгу», – отчеканил Страйк. – Хотелось бы узнать: вы видите в этом смысл?

Тут сверху раздался оглушительный грохот. С торопливым «Прошу меня извинить» Грегори положил ксерокопию поверх чайного подноса и выбежал из комнаты. Страйк услышал его шаги по лестнице, потом суровую выволочку. Оказывается, одна из близняшек опрокинула комод. Тонкие голоски в унисон извинялись и сыпали встречными обвинениями.

Сквозь тюлевые занавески Страйк увидел, что возле дома паркуется старенький «вольво». Из машины вышли пухлая немолодая брюнетка в синем плаще и двое подростков лет четырнадцати или пятнадцати. Женщина открыла багажник, достала две спортивные сумки и несколько пакетов с продуктами из супермаркета «Алди». Ей пришлось просить помощи мальчиков, которые уже бочком устремились к дому.

Грегори вернулся в гостиную одновременно с тем, как его жена вошла в прихожую. Один из подростков оттер Грегори в сторону и стал с изумлением разглядывать гостя, как диковинного зверя, сбежавшего из зоопарка.

– Привет, – сказал Страйк.

В обалдении повернувшись к Грегори, мальчик спросил:

– Это еще кто?

Рядом с ним возник второй подросток, который уставился на Страйка с той же смесью удивления и подозрительности.

– Это мистер Страйк, – ответил Грегори.

Его жена вклинилась между мальчиками, обняла их за плечи и вывела из комнаты, на ходу улыбаясь Страйку.

Грегори затворил за ними дверь и вернулся к своему креслу. Можно было подумать, он уже забыл, о чем беседовали они со Страйком, но потом его взгляд упал на ксерокопию листка, сплошь исписанного отцовским почерком, усыпанного пентаграммами, с загадочными строчками питмановской скорописи внизу.

– А знаете, как отец выучил питмановскую скоропись? – поинтересовался он с напускным оживлением. – Моя мать в колледже изучала делопроизводство, и он решил не отставать, чтобы ее контролировать. Он был хорошим мужем… и хорошим отцом, – добавил он с некоторым вызовом.

– Похоже на то, – ответил Страйк.

Наступила очередная пауза.

– Слушайте, – начал Грегори, – в то время подробности… отцовского заболевания не разглашались. Он был хорошим копом – не его вина, что он заболел. А моя мать до сих пор жива. Но ее убьет, если сейчас всплывут все детали.

– Я могу понять…

– Отнюдь не уверен, что вы можете понять, – возразил Грегори, заливаясь краской. Он производил впечатление человека мягкого и воспитанного; вероятно, эта безапелляционная фраза потребовала от него определенных усилий. – Родные некоторых жертв Крида, после… на отца обрушилась лавина злобы. Его обвиняли в том, что он не поймал Крида, что загубил все расследование. Нам домой приходили письма, в которых отца называли позором нации. В конце концов мама с папой переехали… Из нашего с вами телефонного разговора я заключил, что вы интересуетесь версиями моего отца, а не… вот этой ерундой. – Он указал на листок с пентаграммами.