Книга Смотри, я падаю, страница 1 – Монс Каллентофт

Сообщение пришло в тот момент, когда он собирался выйти из квартиры, чтобы купить лезвия для бритвы.

Он закрывает за собой дверь, останавливается на площадке и читает, слыша при этом, как Ребекка удаляется легкими шагами.

Ватсап.

Эмма, в Сети.

«никаких снимков прыжков с балкона отеля в бассейн пап пап обещаю»

На селфи она улыбается в камеру. Позирует у металлических перил балкона гостиницы. Одета в белый топик, видны обожженные солнцем плечи и грудь, светлые круги вокруг глаз от черных очков Ray Ban. Ее зеленые покрасневшие глаза блестят.

На заднем плане виден стол, на нем бутылка кока-колы лайт и стакан с кубиками льда, подточенными жарой. Водка, да и другие предметы, которые там должны были быть, убраны, но внизу фотографии можно разглядеть в пепельнице обгоревшую бумагу от сигарет-самокруток.

Сбоку тонкой темной линией виднеется Средиземное море, будто променявшее свою синеву на блеск розово-оранжевых оттенков.

Он увеличивает фото.

Бассейн под балконом. Из-за белого кафеля вода кажется ледяной. Желтый плавательный круг стоит на якоре в центре бассейна, а на бетонном краю спит молодой парень. Клановые татуировки кажутся намертво присосавшимися к его мощным плечам, как нечто чужеродное из фильмов про инопланетян. Рядом собака – майорский мастиф ка-де-бо – вылизывает нечто похожее на блевотину.

Снимок хорошо выстроен.

Он пишет ответ.

«Ха. Ха. Попробуй только. Всего хорошего».

Она отвечает.

«U watch me dad. me do da jump» ^[2].

Следующая за этим картинка – бесконечные краски, размазанные движением, будто тот, кто держит телефон, барахтается в воздухе.

Эмма, заходила в последний раз в 20:37.

Магалуф, пятое августа 2018

Жил-был пляж, и он существует и по сей день.

Тим Бланк медленно бредет сквозь средиземноморскую ночь.

Волны окрашивают прибой серым цветом. Световые дорожки от подсветки карусели ночного клуба «Тиволи» попадают даже сюда, в самый низ, и на несколько секунд освещают пару, занимающуюся сексом на песке, их тела в зелено-синем свете. Потом они снова исчезают, в темноту, к своим мышцам и лону, к одурманенным наркотой мозгам, к тому мгновению, которое принадлежит только им, а лучи подсветки выхватывают горы, которые на миг становятся видны вдалеке.

Виден свет в комнатах отеля, а развешенные для просушки на балконах полотенца кажутся флагами независимости и суверенитета.

Тим неторопливо шагает вдоль бульвара Стрип, наблюдая.

Они собираются группами здесь, над побережьем. Дети и взрослые в одном и том же виде, в бикини со звездами на сосках, в топиках с вырезами глубокими, как овраги в джунглях, в платьях, в шортах для серфинга до колен, в белых джинсах и рубашках, руки подняты вверх к потолку клуба, музыка в одном ритме, а они все в одном общем движении именно здесь, именно сейчас, с одним желанием напиться и уколоться, смеяться, орать и танцевать, уснуть на автобусных остановках и в переулках, все сразу.

Они здесь вместе. Они видят друг друга, их увидят, здесь они рождаются и перерождаются, вечная реинкарнация.

Кто-то же видел тебя, Эмма. Кто-нибудь должен был тебя видеть.

Поначалу, в первый год пропажи дочери, Том всегда носил с собой фотографию, многим ее показывал, раздавал снимки, и вскоре его везде стали узнавать и просить уйти, исчезнуть. Теперь все люди новые. Те, кто его узнает, не обращают на него внимания, а новые вообще его не замечают или сердятся и гонят отовсюду.

Все эти ночные клубы со стриптизом или без. City lights, Taboo, Pure lounge, Sorry mom tattoo, Chaplin, Bad Girlz, The Secret, Red lion, Crystal, Coco Bongo, Benny Hill и THE STRIP.

Женщины, раздвигающие ноги на подиумах, охранники в черных трико, голые спины с накачанными стероидными препаратами мышцами, хастлеры, продающие фальшивые часы Rolex. Кругом одни подделки, нигерийские проститутки, поджидающие в закоулках, группки с ножами в руках только и ждут, чтобы напасть и ограбить пьяных, забытых и брошенных, тех, кого ночь выплюнет, окончательно дожевав.

Полиция на все это только смотрит. Выжидает. Камеры наблюдают за всеми и всем, но записи могут исчезнуть, а камеры окажутся испорченными.

Тим сканирует подростков взглядом. Как будто Эмма может быть здесь, среди них.

Они хотят купаться ночью, чувствуя себя в безопасности под неоновым светом. Они плывут не в ту сторону, их слизывает то самое море, которое проглотило римский флот по пути домой из Карфагена в Первой Пунической войне.

Пей, кури марихуану, нюхай кокаин, колись.

Купи гашиш у какого-нибудь индийца. А вот хоть бы и у этого.

Завтра это сегодня. А сегодня на самом деле было вчера. Арабы торгуют кебабами, китайцы продают дешевые пляжные коврики, южноамериканцы занимаются уборкой, а румыны и болгары завинчивают что-то в мастерских. От вони мочи, засохшего алкоголя, свежего холодного пива, сладких коктейлей и сидра сгущается воздух, одуревают комары и мухи с их тягой к крови, струящейся в венах подростков и текущей по тротуарам после поножовщины.

Кто видел тебя, Эмма?

Узнаете эту девочку? Ты ее видел? Возьмите этот снимок, покажите своим друзьям, может, кто-нибудь…

Whatever, man ^[3].

Часто Тим подумывал, что Магалуф августовской ночью становится свидетелем как конца света, так и сотворения мира, но в нем нет места для седьмого дня, дня отдыха.

У пляжа, который существует и по сей день, между морем и горами, строились дома, чтобы дать приют счастью и мечтам, чтобы нажиться на мечтах. И тогда все дозволено, пока это не вредит бизнесу. Но даже и в таком случае ни у кого не хватает сил сопротивляться, потому что обещание красивой жизни попадает в цель как у подрядчиков, так и у туристов. Ты в стране беззакония. Ты можешь быть здесь кем-то отличным от того, кто ты есть на самом деле.

Одним из счастливчиков.

Одним из тех, кто пребывает в состоянии эйфории.

Обладателем того, чего жаждут больше всего. Вечной молодости и силы. Такая уж эта страна. Так будет, но вместо обещанного получилось то, что есть.