Книга Сначала кофе, страница 44 – Оле Адлер

— Не понимаю, зачем мы вообще говорим обо мне и Жене, — подтвердила мои догадки Алла.

— Все ты понимаешь, Ляль. Ты не настолько тупая. Дура, конечно, но не безнадежная.

— Можешь оскорблять, сколько хочешь, братик. Меня не трогает.

— Серьезно? Тебя вообще ничем не прошибешь? Хватит, Ляль. Развлеклась и хватит. Я не желаю, чтобы ваши отношения продолжались и развивались.

«Да почему?» — мысленно воскликнула я.

— Да почему?!! — вторила мне Алла.

— Ты прекрасно знаешь причину.

— Потому что у него нет миллионов? Он не нашего круга?

— Именно. Он оборванец, Ляль. Живет с девчонкой на съемной хате, за душой ни гроша, перспектив никаких.

— О, как всегда, накопал досье, Кир? Молодец. Ты в своем репертуаре. А сам при этом оформил Асе доступ в дом. Чем интересно они с Женей отличаются? Почему тебе можно, а мне нельзя?

— Ты прекрасно знаешь причину. Я контролирую ситуацию и уж точно не собираюсь жениться.

У меня чуть сердце не остановилось. Не скажу, что я намылилась замуж за Нечаева, но он отрицал возможность женитьбы таким тоном, словно я не человек, а резиновая кукла, свадьба с которой была бы абсурдом и посмешищем.

— Кир, я ошиблась. Это было один раз. Сколько можно? — уже чуть не плакала Алла.

— Да, Ляль, сколько можно выбирать себе в любовники голодранцев без роду и племени?

От снобизма и пренебрежения, которое источал Кирилл, меня затошнило. Голодранцы? Вот значит, кто для него я и Женя.

— Ты омерзителен сейчас, — выпалила любительница голодранцев. — Я не желаю продолжать этот разговор.

Даже на втором этаже было слышно, как она яростно стучит шпильками по паркету, направляясь к двери.

— Алла, я не шутил про магазин, — окрикнул ее Кирилл.

— Да подавись. Я с удовольствием посмотрю, как ты угробишь его.

Она ушла. Кирилл повернулся к кухонной зоне и увидел мня, спускающуюся по лестнице. Я шла, как зомби. Казалось, что сейчас Нечаев должен и меня отчитать. Хотя бы за то, что я подслушивала и не скрывала этого. Правда, они орали так, что слышно было и соседям, наверно.

— Мы не будем говорить об этом, — тут же отрезал Кир. — Садись за стол.

На его лице застыла маска гнева. Меня пугал такой вид, но еще больше наводила страха жуткая боль, которая сковала все тело. Я даже сказать ничего не могла, молча села, придвинула тарелку, взяла вилку.

Единственные звуки, которые были слышны следующие пятнадцать минут — это касания металла приборов к тарелкам.

— Я поеду с тобой в город. Подбросишь? — спросила я, справившись с завтраком. — Только сумку возьму.

Я планировала остаться еще на одну ночь, но после услышанного совершенно не хотелось проводить в доме Кирилла день, дожидаясь его благословенного возвращения.

— Ты не собиралась, — подметил он.

— Передумала. Если тебе сложно, доберусь как-нибудь.

Я встала, чтобы пойти одеться и за сумкой, но Кирилл поймал меня.

— Перестань, пожалуйста. Я с тобой не ругался.

— Но ты много чего сказал, Кир. Я так и не поняла, в чем разница между одним голодранцем и другим?

— Разница есть, и ты тут ни при чём. Все дело в моей сестре.

— Больше похоже, что дело в тебе.

Я упрямо попилила наверх, оделась быстро и через три минуты снова спустилась. Кирилл допивал кофе.

— Останься, — попросил он.

Я упрямо помотала головой.

— Ведешь себя, как ребёнок.

— Я и есть ребенок. Но раньше тебя это устраивало.

— Меня и сейчас устраивает. Останься, Ась. Поговорим вечером спокойно.

Мои ноги вросли в землю, хотя сердце кричало: «Останься, дурища. Что ты творишь? Как ты будешь без него?».

Прежде, чем я сломалась, Кир разозлился.

— А, как хочешь, — бросил он, открывая дверь. — Поехали.

В машине он не сказал мне больше ни слова. Я тоже помалкивала, уставившись в окно, смотрела, как пролетают мимо деревушки пригорода, а потом дома спальных районов. Кирилл высадил меня у дома, не попрощавшись. Глотая слезы, я вошла в квартиру и проревела остаток дня, пока не пришел Женька. Он был не один. С Аллой. А Алла была с чемоданом.

— Ась, ничего, если Алка у нас поживет? Спросил сразу Женя.

— Это ненадолго, Ась, — тут же включилась Алла, — пока у меня…

— Ремонт, — закончила я. — Без проблем. Я не против.

— Спасибо.

— Не за что.

Я ушла к себе, но через полчаса в дверь постучали.

— Ты все слышала, да? Сегодня утром? — спросила Алла, когда я разрешила войти.

— Да. Пожалуй, даже больше, чем хотела.

— Прости, Ась. Это все я виновата.

— Ты тут при чем?

— При всем, — обреченно выдохнула Алла, присела на кровать. — Вы поссорились тоже?

— Нет. Я просто ушла, а он не остановил.

— Под горячую руку, в общем. Черт, Ась, наши разборки не должны влиять на ваши отношения.

Я усмехнулась.

— Да нет у нас отношений, Аллусь. Я же не дурочка.

— Ты из-за его слов о женитьбе обиделась?

— Я не обиделась. И уж точно не на женитьбу. На голодранцев. За Женьку обидно.

Алла снова вздохнула.

— Знаешь, Кир отчасти прав, — выдала она неожиданно. — Он резко выразился, но имеет право не доверять мне. Я… я была замужем. Неудачно. Брат разгребал последствия.

Меня ошеломили такие новости.

— Как? Что? Ты…?

— Да, я, Ась. Это, конечно, не дает Кириллу права вешать ярлыки на всех мужчин, с которыми я встречаюсь, но он это делает. А ты тут ни при чем, правда. Он бесится исключительно из-за нас с Женей. Такой уж он…

— Засранец, — закончила я за нее.

Алла усмехнулась.

— Я хотела сказать тиран и деспот, но засранец тоже подойдет.

— А магазин? — вспомнила я угрозы Кирилла.

— Пусть забирает. Буду дома работать. У меня достаточно большая база клиенток. В крайнем случае, пойду шить парашюты на фабрику. Или в ОТК по матрасам. Представлю, что у меня нет брата Рокфеллера.

Алла шутила, но я понимала, что она не верит то, что Кир заберёт у нее любимое дело. Меня подмывало расспросить ее о неудачном браке, но Алла быстро закончила разговор и оставила меня одну.

Я плохо спала ночью, мучаясь из-за размолвки с Кириллом, в которой, похоже, повела себя как мнительная дурочка. Меня задели его слова сильнее, чем я признавалась ему, Алле, даже себе. Не о голодранцах (хотя это тоже выбесило), а что он не собирался на мне жениться. Нет, я не была одержима свадьбой. Тем более понимала, что с Кириллом мне это счастье точно не светит. Но услышать это было больно. Он словно подтверждал, что не любит меня, что все баловство, забавы ради. Это приземляло и обесценивало тепло, которое было между нами.