
Онлайн книга «Скрипка, деньги и «Титаник»»
– «Чаттахучи»? – повторяет солист, буквально выплевывая это слово. – Да, – отвечаю я. – Ну нет, – на его лице написано отвращение. – Мы хотим повеселиться. Никаких «Чаттахучи». – Ясно. Извините, – резкость его ответа застает меня врасплох. – Понимаю. Это правда. Я все понимаю. Я знаю, как можно ненавидеть песню до такой степени, что не хочешь слышать ее больше никогда. «Боже, благослови Америку», турне 2004 года Мемфис Вместо предполагаемых пятидесяти зрителей на концерт в Мемфисе приходят двадцать, и большинство из них, кажется, спят во время выступления. Почти всем на вид восемьдесят – девяносто лет («М-м-м… ребят… многие из этих людей при смерти, так что не забывайте улыбаться!»). Песнь свирели их не трогает, что странно, а может, они просто туговаты на ухо. Они неподвижно сидят в креслах и смотрят прямо перед собой разинув рты. После каждой композиции Патрик запускает волну аплодисментов с заднего ряда, но иногда даже это не помогает, и хлопает он один. В том, что Патрик с нами, сомнений быть не может. Он стоит в куртке с эмблемой турне, скрестив руки на груди, и в глазах его блестят слезы. И вдруг в середине концерта, когда Композитор, как обычно, толкает речь о Голливудской Знаменитости («знаменитый голливудский актер – классный парень!»), в зал заходит старик. Его брюки в черно-белую контрастную клетку бросаются в глаза даже со сцены. Волонтер Пи-би-эс провожает его на место, но тот не хочет садиться. Он пританцовывает на месте. – А ГДЕ МУЗЫКА? – кричит старик во всю глотку, не обращая внимания на Композитора и его речь. Похоже, он думает, что, начни он танцевать, музыка заиграет как по волшебству. – ЧТО ПРОИСХОДИТ? И тут впервые за все турне я улыбаюсь искренне – широкой, честной, излечивающей рак улыбкой. Волонтеру удается усадить старика, Композитор заводит свою обычную волынку о том, как он обо всех тревожится и будет молиться за здоровье каждого сидящего в зале. – ХОРОШО! – вопит старик. Мы начинаем играть, а он подскакивает и пускается в пляс. Волонтер пытается усадить его, но безуспешно. – ОГО! – выкрикивает старикан после каждой песни. А по окончании концерта восклицает: – ЙУХУ-У-У! Раньше я никогда не слышала, чтобы кто-то в зале кричал «йуху-у-у». Мы уходим со сцены, а старик идет за нами, заходит за кулисы и орет в спину Композитору: – МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК, ДАЙТЕ СВОЮ ВИЗИТКУ! – Конечно, – отвечает Композитор и искренне улыбается. – МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК! ПРИХОДИТЕ ВЫСТУПАТЬ В НАШ РОТАРИ-КЛУБ [60]! – Конечно, – повторяет Композитор и снова улыбается, на этот раз неискренне. Старик опять начинает танцевать. За мной тоже увязывается зрительница. На ней фиолетовое платье, розовая шляпка и розовые туфли, в руках розовая сумочка, оправа очков «кошачий глаз» украшена драгоценными камушками. – Мне восемьдесят шесть! – кричит она, пока я укладываю скрипку в футляр. – Ого! – отвечаю я. – Я живу в своем доме уже семьдесят четыре года! – Ого! – Вы были в зоопарке? – Да! – я пытаюсь уследить за нитью беседы. – Я люблю панд! – сообщает она. – Замечательно! – Они едят бамбук! – Точно! – И музыку я люблю! – Я тоже! Избавившись от назойливых поклонников, мы грузим аппаратуру в дом на колесах. Все готово к отбытию, но тут к нам подбегают три волонтера из Пи-би-эс. У них в руках большие алюминиевые подносы. – Это барбекю, – говорят они, – из лучшего барбекю-бара в Мемфисе. Тут и ребрышки, и грудинка, и измельченная свинина, а вот гарнир… Мы с Харриет сходим с ума от счастья. Мы умоляли Композитора заехать в ресторан, где готовят знаменитое мемфисское барбекю, но по выражению его лица поняли, что светят нам лишь очередные креветки по-луизиански, разогретые в микроволновке местного филиала «Руби Тьюздей», и это в лучшем случае. А в худшем – жареные цыплячьи желудки из придорожной забегаловки, потому что в такое время суток все съедобные части курицы уже съедены. Но вот он, перед нами – целый поднос знаменитого мемфисского барбекю! С зеленой фасолью и картофельным салатом! И свежие булочки, политые растопленным соленым маслом! – Обожемой! Обожемой! Обожемой! – визжим мы с Харриет. – Этотакздорово! Спасибоспасибоспасибоспасибо! – Мы хотели, чтобы у вас остались хорошие воспоминания о Мемфисе, – говорят волонтеры. Мы с Харриет приклеиваем подносы к столам липкой лентой. Дом на колесах трогается, а мы машем нашим благодетелям руками, с которых капает соус. – АМЕРИКА! – кричу я и победоносно трясу ребрышком перед носом Харриет. Та смеется и, подражая старикану-весельчаку с концерта, горланит: – ЙУХУ-У-У! «Боже, благослови Америку», турне 2004 года Из Мемфиса в Литл-Рок Я впервые вижу реку Миссисипи с земли, а не из окна самолета. В полете Миссисипи всегда выступает ориентиром, указывая, скоро ли мы приземлимся на Востоке или на Западе. Но сейчас мы не на Востоке и не на Западе – мы в самом центре, и Миссисипи выглядит именно такой, какой я ее себе и представляла: большой и бурой. Чего я не ожидала, так это того, насколько другую страну встречу по ту ее сторону: плоский зеленый ковер, низкий, темный и влажный. В Америке ландшафт может смениться за считаные секунды. До финального выступления в Карнеги-холле остается меньше двух месяцев, а мой почтовый ящик доверху забит договорами от Джейка, продюсера Композитора. В финальном мероприятии будет участвовать не только наш маленький ансамбль, но и все музыканты, засветившиеся в записи телеверсии концерта «Боже, благослови Америку» для Пи-би-эс, включая Евгения. Так зрители не заметят, что состав нашей группы постоянно меняется. Вскоре после того как Джейк присылает контракт на выступление в Карнеги-холле, я получаю письмо от Евгения с одной-единственной фразой: «Я увольняюсь». К письму приложено сообщение, которое он отправил Джейку: Дорогой Джейк! Я хотел участвовать в концерте в Карнеги-холле с тех пор, как ты рассказал мне о нем, но передумал. Единственная цель этого контракта – привлечь к выступлению всех музыкантов, которые задействованы в записи DVD «Боже, благослови Америку». Тут никак не получится нанять разных людей, чтобы те выступили в разных местах, то есть провернуть обычный фокус с подменой. |