Книга Страна слепых, или Увидеть свет, страница 31 – Андрей Дашков

— Исключено. Твой статус еще не определен.

— А кто его определяет?

— Комиссия. В твоем случае — чрезвычайная комиссия.

Вот как. С чего бы такое внимание к «моему случаю»?

— И кто же входит в состав комиссии?

— Доктора Савлов, Фройд и… еще один человек.

— А как же мальчик?

— Что — мальчик?

— Его статус уже определен?

— Доктор Савлов провел сканирование мозга пациента «пять-один» и пришел к выводу, что пациент может быть отнесен к временному контингенту блока А.

Услышав эту херню, я еще сильнее затосковал по своим пистолетам.

— Ладно, когда?

— Что — когда?

— Когда комиссия определит мой статус?

— Как только ты станешь на ноги.

— Ты, наверное, не заметила — я стою на ногах.

— Кто тебе сказал? Я просто взяла тебя с собой.

После этих ее слов я впал в тревожное недоумение. Она угодила в больное место, и, кажется, я не сумел этого скрыть, потому что на лице старшей сестры появилась мстительная улыбочка.

— Что ты несешь?! — я чуть не добавил: «сука».

— Не «что», а «кого». Тебя. Вернее, твою тень.

Удар ниже пояса. После того как она заговорила о тени, я вспомнил свое место. И свою роль. Курьер, доставивший ценный груз по назначению. Что мне светило? Пока только лампа, которой на самом деле не было.

— И где теперь моя тень?

Вздох. Да, нелегко ей приходится с тупицей.

— Здесь, со мной, в блоке А.

— Тогда где я?

— Там же, где и раньше. В палате приемника-распределителя. Без сознания. Или, если угодно, спишь. И видишь сны. Но скоро я приду и разбужу тебя.

— Разбуди меня прямо сейчас, — сказал я, не подумав. Наивный, я возжаждал определенности.

— Как хочешь, — пожала плечами Анна Гнусен.

В ту же секунду меня подхватил черный поток. Я перестал ощущать свое тело и чувствовать какую-либо боль. Исчезли верх, низ и прочие направления. Втянутый в бархатное жерло, я провалился сквозь мембрану, которая отсекла иллюзорную плоть. Исчезли звуки, наступившая тишина забрала даже мои внутренние голоса. Все вокруг затянуло мглой, только стремительно удалявшийся огонек лампы еще некоторое время сиял в этой мгле, будто тонувшая в тумане звезда.

* * *

Я открыл глаза. Утренняя серость вползала в палату через окно. По крайней мере, чучело вороны мне не приснилось — оно по-прежнему покачивалось за окном, привязанное к ветке. Работа толстяка-таксидермиста? Ну, если доверять сновидениям… Но вот боли я доверял безоговорочно. Она умела быть убедительной. Боль возвращалась, а вместе с ней возвращалась тяжесть. Пребывание в тени не шло ни в какое сравнение с пребыванием в теле.

Кстати, о теле. Я заново провел ревизию и оценил повреждения. На руке саднили свежие царапины — и чем еще они могли быть, если не следами, оставленными коготками сестры Амелии? Рана на животе действительно кровоточила — вероятно, от неловкого движения, — и повязка пропиталась насквозь. Тем не менее я попытался встать. И тут же рухнул — хорошо, что на топчан, иначе крови стало бы гораздо больше. Заодно выяснил, что абсолютно не способен совершить наяву прогулку, подобную той, в которую сводила меня Анна Гнусен. Я просто свалился бы замертво после первого же шага.

Некоторое время я лежал, стараясь соединить обрывки мыслей и переварить случившееся. Хотя что, собственно, случилось, если сон не пустышка, не иллюзия от начала до конца? Ну прогулялся немного в тени с чужой помощью — Санта говорил, такое когда-то получалось. У других. У немногих, очень немногих — но все же. Среди миллионов вероятность возрастала. Обнаружившиеся способности Анны Гнусен (возможно, присущие не ей одной в здешней компании зрячих) снова заставили меня почувствовать чужое превосходство и, соответственно, собственную ущербность.

«Теперь узнаешь, падла, каково кротам», — со злорадством вставил Адвокат Дьявола. Редкий гость в моей голове. И редкий случай, когда я обрадовался голосу, который не назовешь голосом разума. Хоть что-то осталось от меня прежнего.

Ничего-ничего, мне бы пушку и немного здоровья, а тогда посмотрим.

«На что ты собираешься смотреть, убогий? — подхватил Засевший В Печенках. — В тени все кошки серы…»

Мои внутренние разборки были прерваны скрипом колес, тяжелыми шагами и знакомым резиновым писком, донесшимися из коридора. Слух обострился до крайности. Я слышал, как разбегаются по углам тараканы. Ветка скребла о стекло со звуком ломающихся костей. Когда раздался скрежет ключа в замке, вообще захотелось заткнуть уши.

Так что моя физиономия не могла сделаться еще кислее при появлении Анны Гнусен. На этот раз она явилась в сопровождении здоровенного типа, чье мощное тело было увенчано непропорционально маленькой, конусообразной, сужающейся кверху и чисто выбритой головкой. В отличие от победно ухмылявшейся старшей сестры бритоголовый имел вид недружелюбный и туповатый. Волосатые руки поигрывали резиновой дубинкой. Челюсти перемалывали жвачку. Глаза были скрыты за темными стеклами очков. Очень знакомая «вещь» — на одном из стекол пульсировало зеркальное пятно.

Я предположил, что у меня немного шансов получить свои стволы обратно.

В светлеющих сумерках Анна Гнусен загасила лампу. Халаты вошедших сделались пепельно-серыми, а лица приобрели цвет рыбьего брюха.

— Доброе утро, брат! — поздоровалась старшая сестра. Ее молочные железы нависли надо мной, будто дирижабль-катамаран. Бритоголовый приблизился с другой стороны. Я нашел взглядом бэдж, затерявшийся на его необъятной груди. Курт, санитар блока В, надул шарик из резинки, который с треском лопнул. Мне словно загнали по гвоздю в каждое ухо. Курт ухмыльнулся. Сестра Анна посмотрела на него неодобрительно.

— Ай-ай-ай, — сказала она укоризненно. — Я же тебя предупреждала.

Оказалось, это относится ко мне. Она ловко и почти не причинив лишней боли содрала с меня пропитавшуюся кровью повязку и выбросила ее в стоявшее под топчаном ведро. Некоторое время я чувствовал себя так, будто на животе приоткрылся еще один рот, в котором недавно орудовал хирург, удаливший все зубы. В кармане у сестры обнаружились чистый бинт, пластырь и баночка с какой-то пахнувшей дегтем дрянью. Она занималась мной сама, очевидно, решив не подпускать ко мне Лору. Вот уж наказала, так наказала — лишила единственной радости. Смазав рану, Анна Гнусен соорудила новую повязку и, склонившись надо мной совсем низко, спросила:

— Ну как, гулять пока не хочется?

При всей своей предвзятости, я не уловил в этом вопросе ни капли издевки, только чисто медицинский интерес. Не дождавшись ответа, сестра бросила санитару Курту из блока В:

— Отлично. Давай сюда кресло.