Книга Тень разрастается, страница 49 – Антонина Крейн

— Принца Лиссая доставить в Лазарет. Он болен.

Приказ был исполнен в одно мгновение. Лиса профессионально скрутили и, негодующего, брыкающегося, быстро поволокли к выходу. К запасному. Не хотели, видимо, чтобы мы пересекались.

— Дамы и господа, прошу простить меня за столь неудобную сцену. Итак, вернемся к повестке дня… — услышала я спокойный голос Сайнора, прежде чем караульные захлопнули за нами с Полынью двери в зал.

* * *

В коридоре я довольно быстро пришла в себя.

По моей просьбе Ловчий усадил меня на подоконник, и я с опаской следила за своим отражением в витражном стекле: как исчезают, будто всасываясь под кожу, черные сосуды и капилляры проклятия. Последней растворилась, будто водой смыли, изначальная клякса в ложбинке над ключицей.

Теперь я чувствовала себя потрепанной, но вполне живой. Чем не повод для счастья?

— Хвала небу… — выдохнула я.

Полынь подпрыгнул и уселся рядом. Ну да, ну да: подоконники — это вообще-то его страсть. Я так, скромная последовательница культа.

— А ребята что, пешком пойдут из-под кургана? — я вдруг спохватилась. Хорошее самочувствие как нельзя лучше способствует мозговой деятельности: — Их не пришибут?

— А некому уже «пришибить», — пожал плечами Внемлющий. — Собственно, бокки помогали нам на том условии, что мы сожжем всех их подкурганных сожителей. Очень им не нравилось делить некрополь с нежитью. А сами по себе духи не могут применять свою силу. Обязательно нужно тело-передатчик. Как Дахху. Или как я, — он задумчиво уставился на свою уже непрозрачную ладонь.

Так случилось, что, когда мы покинули тронный зал и удалились на достаточное расстояние от караульных, Полынь остановился и вдруг раскашлялся. Я тогда жутко испугалась: что, опять какое-нибудь проклятие, долбанный король никак не угомонится? Но нет. Ловчий лишь «выкашлял» облачко черного дыма, которое стремительно унеслось сквозь окно и куда-то вниз. Видимо, бокки помог с Прыжком и, как только выдалась спокойная минутка, поспешил вернуться домой.

— Но ведь выходы из некрополя сейчас запломбируют! — вспомнила я и в волнении дернулась, готовая сломя голову бежать и всех спасать.

Полынь удержал меня:

— Главный выход, под бывшей аркадой, останется. Совет никогда ничего не имел против него.

Мда. А ведь точно.

Рановато я начала бахвалиться мозговой деятельностью.

Я нахмурилась:

— Ладно, но что нам делать теперь?

Полынь пожал плечами, звякнув колокольчиками, и краешком рта улыбнулся:

— Ничего. Отдыхать, приходить в себя. Если, конечно, Его Величество сдержит слово и выдаст две амнистии.

Будто в ответ на его реплику, из-за угла коридора к нам вывернул обтянутый желтым бархатом гонец: безусый мальчишка с острым носиком и павлиньим пером на берете.

— Госпожа Тинави из Дома Страждущих, Господин Полынь из Дома Внемлющих, Его Величество Сайнор из Дома Ищущих просит Вас принять от Него два Высоких дарственных документа!

Количество больших букв в предложении зашкаливало, у меня аж зубы свело от такой подобострастности.

Полынь взял из рук мальчика свитки, развернул, удивленно хмыкнул:

— Смотри-ка, а он не соврал! Полное помилование.

Мальчишка продолжил, выгибая грудь колесом от раздувающей его гордости за такое блестящее задание:

— Также Его Величество Сайнор из Дома Ищущих просит Госпожу Тинави из Дома Страждущих вернуть Ему Его дарственный перстень!

— Какой же он дарственный, если вернуть, — пробурчала я, снимая с большого пальца колечко. И поскорее отвела руку от загребущих лапок гонца: — Э, не так быстро!

Я достала из кармана шаровар свиток от Карла, который хранитель вручил мне в Мудре. Смяла пальцами письмо и просунула сквозь перстень, так, чтобы королю уж точно пришлось обратить внимание на диковинное послание, буде хочет снова нацепить цацку. Ну а там и прочитает, наверное.

И, будем надеяться, проникнется угрозой.

Когда гонец умчал — только павлинье перо и мелькнуло — Полынь рассеянно почесал подбородок:

— Лиссая как-то жалко… Вы были близки?

Я поперхнулась, некстати вспомнив одну неловкую сцену.

— Ну, так, — увернулась я от прямого ответа.

— Я всегда думал, что он жутко избалованный, неприятный тип, да еще и сумасшедший. Но вот так ворваться в тронный зал — это было смело. Чую, не скоро его из Лазарета выпустят. Король любит хоронить все неловкое.

«Как и я,» — подумала я, мысленно порадовавшись, что в ближайшие пару дней можно не объясняться с Лисом.

— Ну что, пойдем, встретим нашу бравую команду у кургана? — предложил Полынь.

Я кивнула, и мы пошли.

Многочисленные камни, вдруг разом свалившиеся с моей души, оставляли удивительное чувство легкой неудовлетворенности… Кажется, я привыкла к состоянию круглосуточного стресса, и мысль о том, что теперь можно выдохнуть и расслабиться, вызывала глубочайшее недоумение.

Я потрясла головой. Ну, нет. Не стоит о таком думать. А то, глядишь, мироздание подслушает и с щедрым воплем «Нате-пожалуйте!» вывалит на тебя новую кучу дерьма. Сиди потом с лопаткой, разгребай.

* * *

В общем, я как в воду глядела.

Пора открывать гадальное бюро «Недобрые пророчества тетушки Тинави».

Какая-то подлая тварь в небесной канцелярии-таки успела зафиксировать мелькнувшую у меня жалобу на то, что «слишком быстро все закончилось» и отчаянно зазвонила в колокольчик отдела доставки неприятностей.

Но до того, как всё опять пошло прахом, я выиграла, будто в лотерею, несколько хороших, добрых дней.

Сайнор ошибался, гордо заявив мне, что все важное в человеческой жизни можно уложить в полутора суток. Нифига. Та неделя после возвращения из некрополя была шедевром целиком и полностью. Золотым веком, сгущенным до размеров пятидневки.

Мы с Полынью долго ждали ребят из-под кургана. Но все-таки дождались. Все трое вывалились из-за круглой металлической двери грязными, ошеломленными и крайне возбужденными. У Андрис, вдобавок к рюкзаку, появилась огромная «бабушкина» авоська, набитая какими-то камешками, железками и, кажется, прахом окончательно усопших скелетов («Принесу в лабораторию на анализ, коллеги обзавидуются», — пояснила она).

Дахху нес в руках здоровенный кусок стенной кладки — с багряными буквами на нем, конечно же. Смеющийся прижимал песчаник к груди с такой страстью, что я аж позавидовала. Что б ко мне кто относился с таким пиететом, как этот ненормальный — к чужому алфавиту! Долго же они его выламывали! Хотя, в общем и целом, Дахху выглядел каким-то… Расстроенным. Хм, что за дела? Не понравилось быть медиумом для бокки? Или тоже жалеет, что все позади? Надо будет обсудить.