Книга Новый путь, страница 46 – Кэрри Лонсдейл

– Слушаюсь, мэм. – Дилан вытянул руки, расставил ноги, повернулся, когда велела Джой, и она обработала его с ног до головы, не тронув только лицо. Она уже собралась брызнуть себе на ладони, чтобы сделать, как делал он, когда Дилан ласково положил ладонь ей на руки.

– Я сам обработаю лицо, чтобы тебе не пачкать руки.

– Точно? – Он не брился с Альбукерке, и ей очень хотелось провести рукой по его скулам, чтобы щетина пощекотала ладонь.

Забрав у нее флакон, Дилан протер себе лицо.

– Так почему все-таки?

– Купалась голышом? – уточнила она, а потом рассказала ему ту историю с Джуди.

– А если бы составляла свой собственный список? – спросил Дилан, как уже спрашивал раньше. – Что бы ты дерзнула сделать?

«Поцеловала бы тебя».

Джой открыла и тут же закрыла рот. Оторвала взгляд от Дилана. Посмотрела вниз, на свои шлепанцы, потом вдаль, через поле.

– Не знаю.

– А я думаю, что знаешь, – прошептал Дилан, и в его голосе послышался намек.

Неужели это так заметно? Ее бросило в жар.

– Давай вернемся в машину, – недовольно сказала Джой, уже направляясь к автомобилю. За спиной у нее негромко рассмеялся Дилан.

В машине Джой дала ему влажную салфетку. Вытерев ладони, Дилан взял гитару. Держа инструмент за гриф, он уселся в кресло, подвинул его назад и вытянул ноги. Подтянул пару струн, взял несколько аккордов и заиграл какую-то незнакомую мелодию. Он спотыкался на аккордах, подбирал разные комбинации, пока мелодия не полилась плавно – по крайней мере, на ее любительский вкус.

– Красиво, – сказала Джой, когда Дилан закончил. – Что за песня?

– Да так, балуюсь кое-чем новеньким.

– Для кого ты ее пишешь? – Джой интересовало, какому исполнителю выпадет удача попасть в чарты с этой замечательной, берущей за душу песней.

Взглянув на нее, Дилан снова принялся играть.

– Ни для кого, серьезно.

– Ты не собираешься ее продавать?

– Только не эту. – Он покачал головой.

– О чем она? – Дилан играл так, что с каждым аккордом музыка все глубже проникала в ее сердце. Мелодия наводила на мысли о любви и смерти, о неведомых жизненных путях, так похожих на дорогу, приведшую Джой к нему.

Он покачал головой и загадочно улыбнулся, сверкнув зубами.

Теперь ей стало просто необходимо услышать слова и узнать название песни.

– Скажи, – попросила она.

Дилан прекратил играть.

– А если я скажу, что она о тебе?

Если бы светило солнце, и Джой лучше видела бы выражение его лица, то могла бы сказать, что в тот момент, когда эти слова слетели с его языка, он побледнел.

– Не хотел говорить?

Дилан покачал головой.

– Тебя это беспокоит?

– Пока не знаю. – Джой не была уверена, что именно чувствует, и откинулась на спинку кресла. – Наверное, это зависит от того, о чем стихи. Почему я?

Он вздохнул.

– Закусочная «У Роба». Стояла страшная жара. Я взмок от пота и умирал от голода. Злился на Джека и на заглохший чертов автомобиль. Я уже почти решил вернуться в Лос-Анджелес, когда поднял глаза и увидел в окне тебя. И готов был поклясться, что ты смеешься надо мной.

– Вот как? – Упс. – За это прости.

– Значит, признаешься, что смеялась? – поддразнил он.

– Виновата. – Она подняла правую руку.

Дилан широко улыбнулся и тут же посерьезнел.

– Для меня ты стала песней. Такая свежая, невинная, загадочная.

Джой опустила взгляд на сложенные на коленях ладони.

– Мне далеко до невинности.

– У всех свои секреты, Джой. Как бы там ни было, – он провел пальцами по струнам, – мне захотелось узнать твои.

– И поэтому ты сел за мой столик?

Он сдержанно улыбнулся.

– Поэтому. И еще из-за твоего телефона.

– По крайней мере, ты честен. – Джой рассмеялась и повернулась в кресле, чтобы сидеть лицом к нему. – Если не хочешь делиться словами, то хотя бы мычи, когда играешь.

Дилан так и сделал, и Джой поймала себя на том, что ей мало голоса, мало той магии, что творят на стальных струнах его пальцы, что ей хочется большего.

Немного погодя Дилан отложил гитару и опустил спинку кресла. Накрыв ноги и грудь одеялом, он уставился в небо. Джой последовала его примеру. Ночь стояла теплая и влажная, в воздухе пахло удобрениями и спреем от насекомых. Дилан глубоко втянул в себя воздух.

– Мы воняем, – заявил он.

Джой засмеялась.

– Точно. И все равно здесь прекрасно. Спасибо, что устроил это.

– Пришлось подергать за ниточки, сунуть менеджеру по резервированию пару банкнот.

Джой еще посмеялась, а Дилан ухмыльнулся.

– Всегда вам рады.

Потом они лежали и смотрели в небо. Луна опустилась ниже, и звезды горели ярче. Сейчас Джой и Дилан лежали ближе, чем какая-нибудь чета на широкой двухместной кровати. Будь он Марком, Джой засунула бы руку к нему под одеяло и сжала его ладонь, потом переплела бы его пальцы со своими. Эта мысль вызвала воспоминание о том, как днем, когда они купались, Дилан привлек ее к себе. Так естественно было чувствовать его руку на своем теле. Желание сейчас же взять его руку и сделать с ним еще много чего подталкивало ее к самому краю кресла. Интересно, покажется ли ей интимная близость с ним такой же естественной? Не неправильной, потому что она обручена, а в каком-то смысле верной, потому что Джой идет отнюдь не своим путем?

Она взглянула на Дилана и обнаружила, что он смотрит на нее, насупив брови.

– Что? – тихо спросила она.

– У меня появились неприличные мысли в отношении тебя, Джой.

Щеки Джой вспыхнули.

– У меня тоже, – призналась она.

Откинув одеяло, Дилан потянулся к ней рукой. Его ладонь, сложенная лодочкой, повисла у ее лица, словно он собирался коснуться ее щеки. Джой затаила дыхание. Она ждала, и кожу покалывало от нетерпения. «Дотронься до меня». Но Дилан этого не сделал – убрал руку и, грустно улыбаясь, издал негромкий стон, в котором слышались и сожаление, и недовольство.

– Ты обручена.

– А ты не ищешь отношений. – Не то чтобы она хотела отношений, но и подружкой на одну ночь становиться не собиралась. В глубине души она понимала, что Дилан станет той единственной умопомрачительной встречей, которая запомнится ей навсегда. Любому, с кем она встретится позже, включая ее жениха, будет далеко до него.

«Какие ужасные вещи приходят в голову», – со стыдом подумала она. Но оправдываться перед собой не стала.