
Онлайн книга «Убивая Еву: умри ради меня»
– Ты, б…, издеваешься? – Нет. Она – водитель трамвая в Смоленске. Покажи ты ему. Я обвела взглядом парковку. Кроме нас троих там не было ни души. Я расстегнула молнию на своей кожаной куртке и задрала свитер, терможилет и лифчик. Черт, было нежарко. Не спуская с меня глаз, Игорь пошарил в карманах своих спортивных штанов и вытащил телефон. Потом он не меньше минуты всячески приседал и наклонялся, пока не сделал наконец желанный снимок. – Только чтобы там не было моего лица! – сказала я, дрожа. Снег залепил мне очки. – На фига ему твое лицо? Нет, правда, он говорит, что у тебя очень красивая грудь. И я с ним согласна. – Рада, что вы тут так замечательно проводите время. Но я сейчас себе сиськи отморожу буквально. Можно мне одеться? – Угу, все в порядке. Он нам поможет. – Когда этот контейнер погрузят на борт? – шепотом спросила я, пока мы вили себе гнездо среди тюков одежды. – Водитель сказал, завтра. Скорее всего, где-то в районе полудня. – Как думаешь, перед погрузкой будут проверять, что внутри? – Могут. Боишься? – В данный момент просто не хочу, чтобы нас поймали. Она промолчала. – Ты долго это планировала? – спросила я. – Я всегда знала, что в один прекрасный день все может измениться и мне, возможно, придется валить. Поэтому прорабатывала пути отхода. Но вот чего я не планировала – так это тебя. – Ну извини. – Все нормально. Разговорный русский у тебя ни к черту, так что в Питере прикинешься немой. Или, может, слабой на голову. Или и то, и другое. Скидывай всю эту свою кожу и ботинки. – Зачем? – Чтобы завтра, когда проснешься, было что надеть. И потом, мы должны греть друг друга, делиться теплом своих тел. Делай, что я говорю. – Прошу, – произнесла я. – Прошу что? – Просто прошу. Она отпрянула от меня. – На х… твое «прошу», suchka. Хочешь выжить, слушайся меня. – Понимаю. – Не похоже, чтобы понимала. Это – мой мир, ясно? – Но теперь и мой тоже. Хочу я того или нет. – Думаешь меня кинуть? Отлично. Посмотрим, сколько ты протянешь, yebanutaya. В темноте я ее не видела. Но ощущала, как лучи ее ярости пронзают мрак. – Вилланель, – начала я. – Оксана… – Никогда не называй меня так! – Ладно, прости. Но… – Никаких «но», Поластри. Надеюсь, ты околеешь от холода. Я серьезно! Надеюсь, ты сдохнешь здесь на х…! Я сняла куртку, брюки и ботинки и положила так, чтобы их было легко найти на ощупь. Я слышала, как рядом то же самое делает Вилланель. Дрожа от холода, я примостилась среди тюков примерно в метре от нее. Медленно ползли минуты, меня все плотнее окутывал холод, я лежала и слушала ее ровное, спокойное дыхание. Гнусная сука! Чем я занимаюсь? Почему, зная о ней столько всего, я доверилась ей? Я стиснула зубы, но они все равно продолжали стучать. Я зажала ладонью рот, пытаясь сдержать слезы отчаянной ярости и унижения и сознавая, что перечеркнула в своей жизни все, имевшее хоть какую-то ценность. Что я проигнорировала внутренний голос, пытавшийся меня уберечь, и связала свою судьбу с лишенным чувств чудовищем, которое запросто убивает людей направо и налево и которое, скорее всего, рано или поздно прикончит и меня. Я шмыгнула и вытерла нос рукавом. В тот же миг я почувствовала, как Вилланель пододвинулась. Она приникла ко мне сзади, повторяя изгибы моего тела: ее колени – в ложбинках с изнанки моих коленей, ее груди прижаты к моей спине. Раздвинув носом мои волосы, она уткнулась лицом мне в шею. Потом положила ладонь на мою руку и сомкнула пальцы на запястье. Моя дрожь не унималась, и она прижалась ко мне еще плотнее. В итоге тепло ее тела проникло в меня, и я успокоилась. Нас обволакивала тишина, и я представила, как снежинки шуршат по крыше и стенкам контейнера. Моя рука дернулась, как это порой бывает во сне, и Вилланель сжала мою ладонь, твердо упершись в нее большим пальцем. Она закусила прядь моих волос и нежно дернула, а потом лизнула мой загривок, как львица. И цапнула зубами – довольно сильно. Я стала изгибаться, пытаясь вывернуться, но она схватила меня за плечи, рывком перевернула на спину и забралась на меня сверху – мы оказались лицом к лицу в темноте, ее холодный нос касался моей щеки, я ощущала кислое от пива дыхание. Потом ее язык оказался у меня во рту – извиваясь, ощупывая. Я отвернула голову. – Прекрати! – Почему? – Просто… давай поговорим. Она перевернулась на бок. – О чем? – Тебе когда-нибудь был небезразличен другой человек? Ты когда-нибудь чувствовала хоть что-то? – Думаешь, я не умею чувствовать? – Не знаю. А умеешь? – Я чувствую так же, как и ты, Ева. Я – не какой-то там урод. Она взяла мою руку и засунула себе в трусы. – Потрогай мою киску. Она мокрая. Действительно, мокрая. Я на миг задержала там свою руку – мимолетный, головокружительный миг. – Это не то же самое, что быть неравнодушным к человеку, – услышала я свой голос. – Но это неплохое начало. Я вернула контроль над дыханием. – Ты когда-нибудь любила? – М-м-м… Типа того. Однажды. – И? – Она не захотела меня. – Что ты почувствовала? – Хотела себя убить. Ей назло. – Ну и где же во всем этом я? – Ты здесь, коза! Со мной. – Ее пальцы нащупали мои волосы. – И если ты меня сейчас же не поцелуешь, я тебя точно прикончу. – Она потянула меня к себе, но этого и не требовалось, мои губы уже искали ее рот. Наши тела сплелись, мы ласкались носами, терлись губами и вслепую, отчаянно целовались. Я почувствовала, как ее пальцы пробираются под пояс моих термолосин и трусов и стягивают их, а когда она вновь уселась на меня, я попыталась снять с нее свитер, но ворот оказался слишком тугим, и она упала на меня, смеясь и нашептывая, что я сейчас ее задушу. Сидя верхом на мне, она медленно стянула свитер через голову. Он скользнул по моим щекам – теплая шерсть, застарелый пот – и исчез, а следом за ним – ее жилет и лифчик. С меня она тоже все это сняла, и я передернулась от накрывшего меня холода. – Нам надо заняться твоей закалкой, pupsik, – прошептала она, освобождаясь от лосин и трусов. Все, что дальше, – восторг познания. Ее кожа и моя кожа, ее запах и мой запах, ее губы и мои губы. Вилланель взяла на себя инициативу – мне и самой это требовалось, – и ее рука уверенно проникла между моих бедер. Она однажды убила человека, проткнув ножом бедренную артерию. Удар был настолько искусным и хирургически выверенным, что жертва, скорее всего, не сразу осознала случившееся. Чувствовала ли она пульс моей бедренной артерии? Когда ее пальцы скользнули в меня – помнила ли она в тот момент другие, более кровавые проникновения? А зондируя меня своим теплым языком – вспоминала ли она, как, бывало, раздвигалась в стороны плоть перед смертью? |