Онлайн книга «Цена первой ночи»
— Косицка! — мелкая глянула на меня светящимися глазёнками, и я невольно улыбнулась — такой Аришка была счастливой. Вот только губки никак не порозовеют… Пальчики тоненькие, ногти голубые… Эх, малявка моя… — Это не кошечка, — вмешался Николай, потеснив меня с прохода. — Сабаська? — И не собачка. Это Лариска. — Лялиська! Халёсяя? — Очень хорошая. — Алиська погладит? — Погладь, не бойся. — Нет уж, не надо никого гладить! — воспротивилась я. — А вдруг укусит? Николай обернулся на меня с таким выражением на лице, будто я заявила, что слоны несут яйца: — Лариска не кусается! Она травоядная и иногда ест насекомых. А людей не ест. Пока мы препирались, Аришка бесстрашно гладила мерзкую ящерицу по треугольной голове, а животина жмурилась. Надеюсь, от удовольствия, а не от мыслей, как получше укусить мелкую. Мы образовали весьма живописную скульптурную группу, которую приметила Катя, выходя из комнаты. И спросила: — А чего вы тут застыли? Ариш, что ты там нашла? Разглядев находку, Катерина издала вопль, напомнивший мне сирену противопожарной безопасности, которую включали у нас в городе иногда, чтобы проверить работу оборудования. Даже подъём на третьей ноте был точно такой же — высокий и стабильный. Ящерица припала к полу и юрко побежала к двери жильца. Ариша вздрогнула и огорчилась вслед: — Лялиська… Мама пугала. — Не смей трогать эту гадость! — взвыла Катя, хватая мелкую на руки. — А вы… Вы! Я не понимаю подобной безответственности! Запирайте ваше чудовище в клетку! Люба! Как ты могла пустить в квартиру человека с животным?! Ариша больна, вдруг с ней случится приступ?! — Тётя Юба, хацю Лялиську! — проныла мелкая, и я со вздохом улыбнулась ей: — Мама сказала нельзя, значит, нельзя. Пойдём, я тебе какаушку сделаю! А потом будем сырники месить. — У меня самого чуть приступ не случился, — буркнул Николай, поспешно ретируясь вслед за Лариской. — Простите. Опять извиняется… Вот же! Лучше бы следил получше за своей зверюгой! В два я увернула воду под кипящими пельменями и пошла в коридор. Постучавшись в дверь жильца, громко спросила: — Николай, ты обедать будешь? Шаги. Дверь открылась, и жилец высунул голову: — А если буду? — Тогда прошу на кухню. — Приглашаешь? Кто платит за банкет? — Не банкет, а всего лишь пельмени, — я пожала плечами. — Темнота-а-а… — он покачал головой и отмахнулся: — Всё, иду. Повернувшись, я наткнулась на сестру. И испугалась: — Кать, ты чего? — Аришка! Катя тряслась мелкой дрожью и кусала губы. Я схватила её за плечи и встряхнула легонько: — Чего? — Приступ у неё, опять! Задыхается! — Собирай ребёнка, а я в «Скорую» звоню. Внутри всё всколыхнулось, залило жаром и опало. Так, мобильник. Выключить пельмени. Номер сто двенадцать. Полис, паспорт, папка с Аришиными выписками… — Блинский блин! Скорая занята! — Что случилось? Николай заглянул на кухню и стал свидетелем, как я нервно тыкаю в сенсорный экран. Бросила коротко: — У Арины приступ, а Скорая не отвечает! — Я отвезу, спускайте её в машину! — Да не надо, ответят же… — В машину! — рявкнул Николай и скрылся. Зажмурившись, я приняла решение. Пока Скорая приедет… Даже с мигалкой… Пока разберутся, куда везти… На машине будет быстрее. — Катя! Готовы? В машину, давай, давай! — А Скорая? — замороченная сборами Катька держала в охапке синеющую Аришку, которая хрипела с каждым вдохом и выдохом и только цеплялась за куртку матери скрюченными пальчиками. — Не спорь, бегом! В машине Николай спросил, заводя мотор: — Куда едем? — В первую детскую, знаешь? Тут недалеко, на Авангардной! — Понял. До больницы мы домчались, наверное, даже быстрее, чем довезла бы Скорая. Николай вполне мог бы принять участие в ралли Париж-Дакар, думала я, отчаянно цепляясь за поручень на дверце. Катерина рыдала в голос, пугая Аришку, которая единственная вела себя молодцом. После моего крика «Ребенку плохо!» в приёмном покое каталка появилась в течение нескольких секунд, молодой врач принял папку с документами и попытался выспросить у Кати симптомы, но мне пришлось отпихнуть невменяемую сестру: — У неё АЛА с ДМЖП, единственный желудочек, ждём операцию Фонтена в Германии, внезапно стало плохо. — Спасибо, ждите в приёмном покое. И я, проводив долгим взглядом каталку, вернулась к Николаю, который растерянно топтался посреди помещения: — Всё, теперь только ждать. — Ну, будем ждать, — кивнул он, присаживаясь на скамейку. — Не, мне надо домой, переодеться и на работу. — Уверена? Может, отпросишься? — А деньги кто мне заплатит, если я отпрошусь? Давай уж, вези меня домой. Оставлять Аришку и Катю, конечно, не хотелось. Но выбора у меня не было. На кого надеяться, кроме как на себя? Надо собирать на операцию, нам не хватает совсем немного… Уже в квартире я ахнула, вспомнив: — Пельмени! Я выключила пельмени или нет? — Судя по отсутствию запаха гари — выключила, — усмехнулся Николай и пошёл в свою комнату. Я же бросилась на кухню. Выдохнула: газ и правда не горел. Как говорила Катька, у меня не мозги, а калькулятор. Но, убей бог, не помню своих действий. Ладно, и то хорошо. Только пельмени совсем размокли, превратившись в склизкую массу с комочками фарша. Пришлось вылавливать всё это безобразие шумовкой прямо в помойное ведро. — Слушай… Николай стоял в дверях и выглядел растерянным. — Что, опять ящерицу потерял? — съязвила, но он помотал головой: — Ноут пропал. И планшет. От неожиданности я выпустила шумовку, и та с грохотом упала в кастрюлю с мутной водой. О нет. Только не это! — Ты комнату запирал? — Забыл. — Ясно. Решительно отодвинув его с прохода, я бросилась в комнату матери. Ну, зараза! Опять начала! За что такое наказание?! Что такое ужасное я сделала в прошлой жизни, чтобы мне высшие силы послали подобную мать? Комната оказалась не заперта. Забыла. Ну конечно! Запах холодного пепла и перегара витал в полуголой комнате, концентрируясь над женщиной, грузной, грязной, с серым лицом и сальными волосами. Женщина налила в гранёный стакан водки и выпила на одном дыхании, даже не поморщившись. Схватив за плечо и едва преодолевая отвращение, я затрясла мать, крича ей в ухо: |