Книга Босиком по пеплу. Книга 3, страница 4 – Лана Мейер, Алекс Джиллиан

Тишина звенит, барабанит в висках. Шумно вдохнув, tatlim порывисто прижимается ко мне, утыкается носом в шею.

— Осторожно, сладкая, — мягко удерживаю её руку с иглами капельниц поверх одеяла, глажу по плечу. — Вот так, девочка. Не надо резких движений. Поспи еще немного.

— Не хочу спать, — слабым голосом отзывается Алиса. Просунув под мою шею свободную от капельниц руку, она зарывается пальцами в мои всклокоченные волосы. — Пожалуйста, не уходи, — пронзительная мольба раздирает сердце.

— Не уйду, — обещаю я, чувствуя, как дрожат её ресницы, порхая по моей коже невесомыми прикосновениями.

— Я просила его остаться со мной. Умоляла Аллаха, чтобы он не лишал нас... — Алиса надрывно всхлипывает, а я неотрывно смотрю расплывающимся взглядом в белую стену, хотя отчаянно хочется зажмуриться, как в детстве, когда было по-настоящему страшно. — Я так хотела сохранить его. Почему? Почему с нами?

— Шшш, не надо, — провожу пальцем по сухим горячим губам. — Мы не первые, кто переживает потерю. Ты поправишься. Мы справимся. Со временем будет легче.

— Я не хочу переживать. Мне не будет легче. Я дышать не могу, — её голос сипит, срывается, отражая все оттенки внутренних терзаний.

— Я буду дышать за двоих. Помнишь? — мягко спрашиваю я. Алиса судорожно вздыхает, неопределенно качнув головой.

— Я помню, как кричала, что не хочу его, а он уже был во мне, — она горько плачет, зеркаля на себя мои недавние мысли. — И эти проклятые таблетки…

— Ты не знала, Алиса, — говорю твердым тоном, положив ладонь на мокрую от слез щеку. —  Обвиняй меня. Только меня, tatlim.

— Не могу, Ран, — она горько всхлипывает. — Мне так страшно и холодно, — я обнимаю её крепче, и она доверчиво прячется в моих объятиях. — У меня все болит внутри. Так сильно.

— Я знаю, Алиса, — отзываюсь хриплым шепотом, прикрывая веки.

— Нет... Не Алиса, — она непроизвольно царапает ногтями кожу на моем затылке. ­­— Tatlim, — поправляет меня с пронзительным отчаянием. — Твоя.

— Конечно, моя. Моя tatlim, — ласково повторяю я.

Она застывает, прерывисто дышит мне в шею. Я слышу, как оглушительно колотится её сердце, заставляя аппараты выдавать тревожные сигналы.

— Что такое?  — осторожно спрашиваю я. Она молчит, вздрагивая, как от озноба. — Скажи мне, tatlim? — настаиваю, растирая ладонями напряженные плечи. Проходит целая вечность наших совместных мучений, прежде чем Алисия решается заговорить:

— Где ты был, Амиран? Я тебе миллион раз звонила.

— Ты же знаешь, как это бывает. Экстреннее собрание в закрытом режиме строгой секретности. Любой вид связи недоступен. Я просил тебя ждать меня.

— Я ждала, Амиран. Каждую минуту, — импульсивно отзывается моя раненая тигрица. — Места себе не находила. Но два дня, Ран?

— Такое случается, Лиса. Не я придумываю правила безопасности, но они необходимы.

—  Мы так срочно вылетели, я испугалась, Ран. За тебя испугалась.

— За меня не нужно бояться, Алиса, — уверенно шепчу, целуя её в висок, не подозревая, что однажды это утверждение сработает против нас.

— Жена твоего отца сказала, что тебя нет во дворце.

— Зарина там не живет уже много лет, tatlim. У жён отца отдельные резиденции.

Алисия затихает, осмысливая услышанное, и делает совершенно неправильные бредовые выводы.

— Меня ты тоже отселишь?

— Не говори ерунду. Что я буду без тебя делать в огромном дворце? — коснувшись губами холодного лба, мягко говорю я.

— Приведёшь другую жену, невинную и покорную, — продолжает себя накручивать Лиса. — Такую, как Жасмин, она родит тебе сыновей столько, сколько скажешь.

— Я не хочу сыновей от Жасмин, — вздохнув, отвечаю я. — И Жасмин не хочу.

— Она сказала, что ты собирался на ней жениться, — дрогнувшим голосом шепчет tatlim. — Она показала мне подарок, кулон и…

— Алиса, — уверенно прерываю поток её слов, приложив палец к сухим губам. — Я видел Жасмин аль-Бассам дважды и оба раза мельком. Никогда не говорил с ней и точно не дарил никаких кулонов. Все, что говорили, эти две женщины — ложь. Есть только ты и я, других не существует. Ты никому не должна верить. Только мне.

— Я не поверила, Мир, — выслушав, доверительно признается Алисия. — Я чувствую, что никого кроме меня нет.

— Правильно чувствуешь, Лиса.

— Ты, правда, никогда не влюблялся?

— Нет, никогда.

— А сейчас? — в тихом голосе звучит непривычная робость, сдавливающая грудную клетку до боли.

— И сейчас — нет.

Алисия растерянно замолкает, одергивая руку. Несколько секунд лежит неподвижно, а потом упирается ладонью в мое плечо.

— Тихо, сладкая, — обхватив тонкое запястье, нежно поглаживаю его подушечками пальцев. — Ты задала неправильный вопрос. Я действительно не знаю, что такое влюблённость. Эта стадия меня миновала. Перебирать варианты оставлю другим, тем, кто не готов принимать решения и брать на себя ответственность. Я придерживаюсь правила, что мужчина выбирает веру, родину и любимую женщину один раз в жизни, и буду сражаться за свой выбор до конца. Ты очень давно и очень глубоко в моем сердце, tatlim, и это никогда не изменится.

— А если я никогда не рожу тебе сыновей? — несчастным голосом спрашивает Алисия.

— Родишь, — твердо заверяю я, отметая любые сомнения. — Сыновей, дочерей или обоих сразу. Врач сказал, что нет никаких причин, по которым ты не сможешь забеременеть и выносить ребёнка.

— Я не скоро смогу решиться снова..., — подавленно шепчет Алиса.

— Я тебя не тороплю, tatlim.

Она отстраняется, чтобы запрокинуть голову и взглянуть на меня. Сердце сжимается и горит, когда я вижу её заплаканное мертвенно-бледное лицо, потрескавшиеся губы, покрасневшие веки, окружённые темными кругами.

— Я должен был сказать это в самом начале, — произношу с запоздалым пониманием. Наши взгляды соприкасаются в глубоком тягостном молчании. Сотни слов горят на языке и ни одного правильного. Я не верю в слова, но Алисе они нужны сейчас. — Я много чего наворотил, tatlim. Меня оправдывает только то, что я боролся за то, что считаю своим. Мой отец не боролся. Никогда и ни за кого из нас. Почему я должен был отпустить тебя? Я не мог этого сделать. Никогда не смогу.

— Не отпускай, Ран, — отзывается нежным шепотом, пристально всматриваюсь в мое лицо. — У тебя капилляры в глазах полопались, — прохладные кончики её пальцев трогают мои скулы, а мне кажется, что они касаются сердца.  Алиса облизывает губы, неотрывно и внимательно рассматривая мое лицо.

— Ерунда, хорошие капли, пара часов сна и все пройдёт, ­— отмахиваюсь, качнув головой.

— Сколько ты не спал?