Книга Шок-школа, страница 22 – Татьяна Устинова, Павел Астахов

Каюсь, относительно Сенькиного обучения в элитной школе у меня были нереалистичные ожидания, которыми я как-то поделилась с помощником. Он тогда не стал опускать мечтательницу с небес, хотя смотрел скептически, а вот теперь, значит, не упустил возможность несколько «заземлить» меня.

– В чем суть? – я не сомневалась, что Дима уже просмотрел материалы дела.

– Учителя уволили, он с этим не согласен, требует восстановить его в должности и оплатить вынужденный прогул.

– Он? Учитель – мужчина? – подивилась я. – Редкое явление для современной отечественной школы… А за что уволили-то?

– За что обычно увольняют нас, отечественных мужиков? – Дима, похожий на отечественного мужика куда меньше, чем на английского джентльмена, пожал плечами в элегантном пиджаке. – За пьянку, конечно.

– В Шоко-школе работал пьяница? – я удивилась пуще прежнего. – А говорят, что туда устроиться труднее, чем в Администрацию Президента: огромный конкурс на вакансии, потому как платят там выше среднего.

– Подробностей не знаю, я только заявление по диагонали прочитал, – признался помощник.

– Узнаем и подробности, – пробормотала я, в свою очередь погружаясь в чтение бумаг.

Впрочем, детализацию я рассчитывала получить из другого источника, и поэтому вечером после работы позвонила сестре.

– Да! Что? – гаркнула мне в ухо Натка.

Голос ее почти терялся в каком-то диком реве.

– Ты где? – проорала я в ответ.

Слишком громко: из своей комнаты выглянула Сашка, сделала большие страшные глаза, с намеком помахала мне смартфоном, как флажком, и снова спряталась, поплотнее прикрыв дверь. Понятно, юная блогерша то ли записывает видео, то ли выкладывает сторис и нуждается в тишине.

– На карте! – Натка у меня в ухе рявкнула так, что тишина все же наступила, потому что я ненадолго оглохла.

Отведя подальше руку с трубкой, я похлопала себя по уху, а заодно прикинула, о какой карте речь.

Если о карте мира, то Натка определенно в какой-то горячей точке – до того, как оглохнуть, я явственно расслышала рев танковых двигателей и грохот железных траков. Так, где у нас нынче война?

– В Сирии? – недоверчиво уточнила я приблизительные координаты, воссоединив трубку и ухо.

– Почему в Сирии? В Москве, – Натка заговорила тише, рев и грохот вроде как отодвинулись. – В нашем торговом центре появились прикольные игровые симуляторы, Сенька на моцике гоняет, а я на карте. А что?

– Тебе сколько лет? Какой игровой симулятор? Ты на часы смотрела – уже почти десять, вы почему до сих пор не дома?

– Нас Костя в кино водил, у него сегодня неожиданно образовался свободный вечер, – Наткино прерывистое дыхание выправилось, голос стал тверже. Похоже, она благополучно доехала до финиша. – Так что у тебя случилось?

– У меня-то все нормально, ты мне о ваших делах расскажи, про Шоко-школу, – я перешла к сути. – Мне сегодня дело принесли, уволенный учитель подал иск к вашему элитному учебному заведению. Ты в курсе?

– Эм-м-м… Вроде было что-то такое в родительском чате, – без уверенности ответила Натка. – Хочешь, я сейчас посмотрю, а потом перезвоню тебе? Минут через двадцать, Сенька уже тянет нас в макдак, юный гонщик проголодался.

– Вы еще и не ужинали до сих пор! – возмутилась я. – Живо топай к кормушке, перезвонишь, когда будешь дома.

Но сестрица перезвонила мне только утром, едва успев до моего ухода на работу.

Я давно приучила родных и близких не звонить мне без крайней необходимости в рабочее время. Как судья, я не могу в процессе отвлекаться на телефонные разговоры. Тем более что у меня и карманов в мантии нет – некуда положить мобильник, он на столе в кабинете остается.

– Так, я посмотрела, действительно, про уволенного учителя в чате было, – Натка сразу взяла быка за что положено. – Но тему не муссировали, прошлись по ней вскользь, потому как учитель этот у нас в начальной школе не работал. У него в этом году девятые и одиннадцатые классы были, которым экзамены сдавать.

– Значит, это был хороший учитель, знающий и опытный, – предположила я. – Выпускные классы – это очень большая ответственность.

– Ага, и нагрузка не дай бог, и ответственность, и стресс, – поддакнула сестрица. – Мужик, видать, не выдержал и сорвался с катушек. Напился прямо на рабочем месте.

– На уроке?!

– Да нет, в учительской, но там же тоже нельзя. Разве что на праздники чуть-чуть, у педагогов ведь должны быть какие-то корпоративчики, днюшки и тэ дэ, – Натка заколебалась. – Мы же дарили нашим мужикам-педагогам – физруку и музыканту – на День учителя армянский коньяк…

– Вот-вот, поощряете пьянство на рабочем месте.

– Ничего не поощряем! Гамлетовский вопрос каждый решает самостоятельно.

– А Гамлет тут при чем?

– Так вечный же вопрос «Пить иль не пить?»! Короче, если верить нашей всезнайке Дельвихе, этот Лев Александрович сначала надрался, а потом еще и подрался, с кем – не знаю, она об этом не писала. И вышибли дядечку из стройных рядов педагогов нашей образцовой школы, не поглядев на его заслуги и регалии.

– Сурово, – заметила я. – Но справедливо. Как говорится, «дура лекс, сед лекс».

– Чего сразу дура-то? – обиделась Натка, не распознав латынь.

– Это означает «суров закон, но это закон».

– А-а-а… Ну, уволенный дядька тоже, говорят, был суров, пятерками не разбрасывался, двойки ставить не стеснялся… Ладно, Лена, все, мне пора бежать, давай, пока!

«Сурового дядьку» Льва Александровича я увидела днем позже и сразу же вспомнила, как Натка в период ее восторженной влюбленности в Шоко-школу проводила параллель между этим учебным заведением и Хогвардсом, поскольку и там и там в педагогическом коллективе имелся благообразный седобородый старец. В Хогвардсе он звался Дамблдором, в Шоко-школе – Львом Александровичем.

Хотя старцем экс-учитель Бехтеревич вовсе не был, он еще даже до официального пенсионного возраста недотянул. Годков Льву Александровичу изрядно добавляла серебряная борода, впрочем, иного – не дамблдоровского, а скорее толстовского фасона. Выразительный образ учитель литературы явно слизал у своего тезки Льва Николаевича: борода лопатой, строгий взгляд, погруженность в мысли о важном и вечном – возможно, о дубине народной войны.

Наверняка не о непротивлении злу насилием, иначе не пришел бы Лев Александрович с иском в суд, а смиренно принял бы свое увольнение, еще и вторую щеку подставил бы…

А нахлестать по щекам Льва Александровича явно желала тонкая и звонкая, как дуэльная шпага, молодая красотка с гневно сверкающими очами. Она представляла истца – Шоко-школу, в которой работала заместителем директора по воспитательной части, и звалась Виленой Леонидовной Крупкиной.

Видно было, что Лев Александрович и Вилена Леонидовна друг другу сильно не нравятся: угадывалась за их неприязненными взглядами какая-то предыстория, но у меня не было времени ее раскапывать. Плевакин, выгребая из долгого ящика и раздавая другим судьям недоделки хворого Кравченко, особо подчеркнул, что расплеваться (миль пардон за каламбур) с ними надо без проволочки, эти дела и без того уже подзалежались.